– Ухмарь! – приветствовал друга Аристарх.
Тот пожал протянутую руку и усмехнулся в одному ему свойственной манере:
– Аристарх, дружище! Бродяжница? Не ждал Вас увидеть. Сегодня.
Едкая оговорка в который раз напомнила Бродяжнице о её ошибке. Она постаралась не опалить собеседника гневным взглядом и покладисто склонила голову:
– Ухмарь…
– Ухмарь! Ты долго будешь раскланиваться или всё-таки поможешь? – неожиданно резко сказал Аристарх.
Ухмарь весело тряхнул головой:
– Конечно, друг мой!
Вместе они быстро перенесли Линёну в надёжное укрытие и сами на какое-то время пропали из виду. Бродяжница не знала, куда себя деть. Все остававшиеся у неё силы поглотил конечный предрассветный переход, её била крупная дрожь. Угли едва тлели, костёр не приносил тепла, но она устроилась близ него, оперевшись спиной о старую осину.
Когда из палатки показался Ухмарь, он заговорщицки ей подмигнул, усаживаясь напротив:
– Аристарх знает своё дело, это точно… Выгнал меня. Даже друга не хочет посвящать в секреты…
Бродяжница вполуха слушала пустую болтовню, возможно, слишком пристально рассматривая собеседника. Его контуры расплывались.
С тревожной морщинкой, залёгшей у губ, Ухмарь взял её за руку и почувствовал, какая она холодная.
– Великий! Вы дрожите! – он отстегнул от своего пояса мех с какой-то, судя по запаху, дрянью, и протянул Бродяжнице. – Выпейте. Вкус отвратительный, но согревает отменно.
Положение Бродяжницы не располагало к отказу, и потом – она действительно нуждалась в горячительном. Жидкость обожгла язык и горло, но девушка упорно сделала несколько намеренно больших глотков. На глазах выступили слёзы. Ухмарь восхищённо присвистнул:
– Думаю, мы всё-таки подружимся.
Бродяжница что-то неопределённо хмыкнула, с удовольствием отмечая, как по телу распространяется тепло. Напряжение последних дней постепенно спадало, уступая место лишь гнетущему чувству вины.
Спустя несколько минут Ухмарь стряхнул с себя задумчивость и нарушил тишину:
– Когда Вы в последний раз ели?
Бродяжница подняла на него затуманенный взгляд. Она с трудом могла припомнить, сколько дней длилась эта сумасшедшая погоня, не говоря уже о последнем приёме пищи. Он верно истолковал затянувшееся молчание и ловко начал раздувать угли костра, подкармливая разгорающееся пламя новыми сухими поленьями. Бродяжница отрешённо наблюдала за работой мужчины. Сосущее чувство голода не слишком докучало ей, гораздо острее она ощущала муки совести:
– Вы оказались правы, – тихо сказала