– Да, мадам, познакомьтесь, Пава-биндюжник, я его уже взял на работу, но им нужна комната и мандаты. Я заплачу.
В центре двора стояло такое же огромное и голое дерево. Двор окружали стены домов довольно обшарпанного вида, в них зияли дыры с порванными краями штукатурки и тянулись лестницы. Они были: ржаво-железные и деревянные; короткие и прямые; крученые и длинные; поднимающиеся под крыши домов или сползающие короткими гармошками в подвалы.
По всему двору вразброс были вкопаны столбики с натянутыми между ними бельевыми веревками. Двор был окутан веревочной паутиной, ведь где было место во дворе, там и поставили столбик. Пройти по двору, не пригнув голову, было невозможно.
Павел обвел взглядом двор: если бы не веревки, то он был бы просто огромный.
– Веня, ты хочешь забрать его в порт прямо сейчас?
– А как же, к вечеру мы перевезем весь груз на привоз.
– Тогда, ты же понимаешь…
– Прямо тут, все сто процентов оплаты за ксивы и комнату.
– И за еду. Надо же людям что-то поесть, или как? Давай, не жадничай, у тебя завтра будет хороший гешефт.
– Так-то завтра, мадам…
– А полотенце, а мыло, а керосин? Женщина должна умыться с дороги или где?
– Я вас умоляю, они уже помылись в море. Я сам видел.
– Молчи, паскудник. Женщина – не твоя торговка, ей уход нужен и уважительное обращение. Или у тебя глаза повылазили?
– Ша, Веня еще-таки может отличить женщину от базарной бабы. Держи, спекулянтка.
– Теперь спасибо, с тобой всегда приятно иметь дело. Я покажу вам комнату и к вечеру принесу мандаты, а вы располагайтесь.
Чтобы если покушать, то в кухню. Смотрите как. Идемте дальше. Здесь живет Соломон, он врач. Здесь Кацик, просто Кацик. Туалет во дворе. Колонка, и де льется вода, тоже во дворе. Ведро я дам на сегодня, а завтра, когда Веня расплатится с вашим мужем, купите себе. Веня расплатится, можете не сомневаться. Рукомойник вон, рядом с дверью на кухню. Жду вас вечером до себя в гости, с мужем, конечно. Просьба никому во дворе о себе не говорить, пока я не скажу вам, кто вы есть, просто молчите. Я пошла.
Додик с Региной и двумя детьми, Хилькой и Ефимкой, занимали огромную, чуть ли не двадцатиметровую, комнату. Кроме этого у них была передняя, которая могла служить кухней. У Додика был свой, отгороженный ширмой угол. Там стояли стол, стул, была смешная настольная лампа на курьей ножке и огромное увеличительное стекло в железной оправе. На полу выстроились: баночки с чернилами, стакан с перьями для письма, карандаши, большие и маленькие пачки бумаги, ножи, ножницы и линейки с дырочками и без. Нормальному человеку пройти было очень трудно. Мадам Феня протиснулась и встала за спиной у Додика.
– Мадам Феня, я могу написать любую ксиву.
– Два мандата, Додик.
– Шо за печати? ЧК, портовые или волостные, например, Бурлачьей Балки?
– Портовые, их Веня уже