Советники императрицы придерживались такого же мнения и стали предлагать невест. Бестужев продвигал саксонскую принцессу Марию Амалию. Польская королевна, дочь Августа III, была выгодной парой – она содействовала бы объединению России и Польши. Это испугало тайных почитателей франко-прусского союза, и они поспешили найти другой вариант. На прусской службе пребывал принц Ангальт-Цербстский, его жена, Елизавета Голштинская – родственница молодого Петра – была одновременно сестрой наследника шведского престола. И у этой пары имелась дочь София Августа Фредерика (принцесса Фике). В ее пользу Лесток и воспитатель Петра Брюммер пытались подогнать правило Вассиана Топоркова: «Надобно избрать такую, для которой брак был бы подлинным счастьем». Только на этот раз опытные интриганы перехитрили самих себя! Давно известно, что фигурант, поднятый из грязи, рвется в князи во столько раз сильнее благополучного и благородного, во сколько раз его детские игрушки – если они вообще были – дешевле позолоченных погремушек и фарфоровых заводных кукол богатого наследника. Был также еще один очень существенный момент: протестантка София Августа Фредерика куда проще перековывалась в православие, чем ярая католичка Мария Амалия. Где-то на горизонте самым впечатлительным мерещился бледный призрак Марины Мнишек.
Приглашение императрицы Елизаветы прозвучало в середине декабря 1743 года, а 3 февраля 1744 года София Августа Фредерика прибыла в Санкт-Петербург. Через 6 дней невеста была доставлена в Москву – фантастическая по тем временам скорость поездки. Жених при этом ничего не знал, его за хлопотами забыли известить.
К 14-летней невесте приставили трех учителей – греческой веры, русского языка и танцев. Девочка так серьезно взялась за изучение премудростей, что чуть было не погибла. Она выскакивала ночами из постели и перечитывала «конспекты по русскому», а сквозняки во дворце гуляли соответственно климату. Закончилось все тяжелейшим воспалением легких. Месяц горячки был пережит только благодаря Лестоку. Елизавета Голштинская пыталась привести к принцессе своего лютеранского пастора, но Фике отрезала: «Это зачем?» – и позвала Стефана Теодорского – учителя православия. Елизавета умилилась и обняла больную как родную дочь.
Болезнь с Божьей помощью отступила, но интрига продолжалась. Французская партия Лестока торжествовала рано. Опальный вице-канцлер Бестужев сумел перехватить письма посла Шетарди, активного франко-прусского сторонника, и более того – расшифровать их с помощью академика Гольдбаха. Поэтому, когда ему пришлось оправдываться по лестоковским доносам, он предъявил императрице расшифровку, где между прочим карикатурно описывалась сама Елизавета: и думать-то она не любит – держит для этого дураков-министров, и деньги экономит на войне, чтобы просаживать их на