Любовь жила во мне, горя,
Не смея остывать.
Как много лет сидела я
На камне у воды.
Истлело платье алое,
Что подарил мне ты.
А я ждала, всю жизнь ждала
Тебя, любимый мой.
Я клятву верности дала
В разлуке роковой.
Но рассказал о том народ,
Что есть на свете дом
И милый счастливо живет
С женой любимой в нем…
Приди, весна, в далекий край,
Жизнь светом озари
И гимн моей любви играй,
И счастье всем дари…
Анри замолчал, перебирая струны.
В розовом зале царило безмолвие.
А когда затихли последние минорные звуки, Генриетта тихо спросила:
– А ты мне будешь петь такие песни?
– Зачем? – возразил герцог. – Они заразят вас, дочь моя, своей меланхолией!
– Отец! – резко произнесла баронесса. – Я уже повзрослела, и мне самой решать, что слушать.
– Но я нанял его веселить тебя, а не …
– Я всё сказала! – заявила Генриетта, и герцог умолк.
– Человеческая душа так устроена, – негромко молвил Анри. – Что ей необходимо не только смеяться, но и плакать. А когда люди лишь веселятся и радуются, значит, они сошли с ума.
– А ты не дурак! – удивилась баронесса.
– Вы слишком добры ко мне, – юноша под покрывалом улыбнулся.
– Отец! Ты мне его даришь? – спросила Генриетта, и этот больно хлестнул Анри.
– Если вы пожелаете, я стану вашим преданным другом, – сказал он.
– Ерунда какая-то! – воскликнул возмущенный герцог. – Шут предлагает дружбу моей дочери! Вы слышали когда-нибудь о подобной наглости? Дочь моя, он ваш, я его уже подарил вам!
– С каких это пор я стал вашей собственностью? – теряя самообладание, спросил юноша.
– Ах, вот как ты заговорил! – взорвался господин де Лонгвиль. – С того момента, как ты принял мое предложение, ты мой! Вон отсюда, ничтожный шут, и не смей на глаза мне попадаться!
– С превеликим удовольствием! – ответил Анри, отложил лютню и, пройдясь колесом по залу, покинул помещение.
Герцог долго не мог прийти в себя:
– Я подобрал его, нищего бродягу, а он смеет вступать со мной в спор. Как у него рот открывается! Он что, возомнил себя ровней мне?! Я велю его выпороть и посадить в подвал, чтобы остудить его наглый плебейский пыл!
– А, по-моему, остыть нужно вам, дорогой отец! – внезапно отрезала Генриетта. – Не знаю, где вы его нашли, но отныне он под моей защитой, и вы с ним ничего не посмеете сделать.
– Но, дочь моя, он и с вами не станет церемониться! Ему необходимо указать на его место!
– Я пойду к себе, – баронесса встала из-за стола.
– Вы уже покидаете меня? А я надеялся поговорить с вами об очень важных вещах…
– О чем? – резко оборвала его Генриетта.
– Об обстоятельствах вашей свадьбы с графом до Лозеном.
– Мне совершенно безразличны эти обстоятельства, впрочем, как и сам господин граф! – заявила она и, не давая отцу опомниться, вышла из зала.
– На беду я приютил этого