– Для деревни сойдет. Не дрожи, Женька, вот отделаемся от твоего урода морального, и заживешь ты со страшной силой…
Женька фыркнула и, не выдержав, расхохоталась.
Заживет. Как есть, со страшной силой заживет.
Вещи Лариска складывала в клетчатую сумку, не переставая говорить, и нарочито бодрый тон ее внушал Женьке подозрения. А потом зазвонил телефон. И Женька трубку взяла по привычке и еще потому, что знала, насколько упертым может быть драгоценный.
– Привет, – сказал он так, словно вчерашнего дня с изменой, побегом и выяснением отношений на чужой лестничной площадке не было вовсе.
– Привет.
Лариска нахмурилась.
– И что ты мне скажешь? – игриво поинтересовался драгоценный.
– То же, что и вчера. Я не вернусь.
– Женечка, ты глупости делаешь, – мягкий упрек, от которого поневоле начинает казаться, что да, она, Женька, капризничает, а драгоценный терпеливо капризы сносит. – Ты же не выживешь одна. Ты же привыкла…
Голос его журчал, а Женька с тоской думала, что и вправду привыкла. К квартире, в которой просторно и спокойно. К размеренным дням, к фитнес-центру, массажисту, спа-салону и своему парикмахеру, к маникюрше Светочке, любившей поболтать. К кафе и магазинам. К тому, что проблем с деньгами не бывает, а решаются они одним звонком драгоценному.
И к нему привыкла.
К нотациям, которые он принимался читать под настроение. А настроение это случалось частенько, и нотации были длинные, скучные, но Женька кивала. Почему бы нет, если ему приятно? Привыкла к его белым рубашкам – их следовало стирать в режиме деликатной стирки, а гладить непременно с воротничка и через тонкую марлю. К брюкам… она научилась делать идеальные стрелки.
Привыкла к совместным выходам в свет, правда, полюбить их так и не смогла… как знать, вдруг она привыкнет и к изменам?
И к пощечинам?
– Я… кого-нибудь пришлю за вещами, – сглотнув, сказала Женька, стараясь, чтобы голос звучал твердо, решительно.
– За какими вещами? – неискренне удивился драгоценный.
– За моими.
– Дорогая, а разве у тебя есть «твои» вещи? Помнится мне, все было куплено на мои деньги, а значит, и принадлежит мне…
Все: юбки до колена, выше нельзя, потому как неприлично. Строгие блузки, которые самой Женьке казались учительскими. И полушубок из норки. Ботиночки на невысоком устойчивом каблуке… надо думать и белье… и колготы… и сама Женька.
Тошно стало.
– Не дуйся, – хохотнул драгоценный в трубку. – Возвращайся и владей. А хочешь, поедем и шубу купим? Соболиную? Или колечко? Хотя ты колечки не носишь, а я вот недавно видел гарнитур с сапфирами. Твоим глазам пойдет.
– У меня зеленые глаза.
– Да? Ну тогда с изумрудами. Какая разница?
Наверное,