– Да Бог с тобою, Аннушка, дорогая доченька!.. Не сглазил ли тебя кто? Порчи какой нет ли? Ложись спать, помолись Богородице «Скоропослушнице»… Она услышит тебя… Помолись, чтоб злых духов от тебя отогнала… Не кручинься… Бог милостив!..
– Прости меня, матушка!.. Неразумная я, да и грешная… Мысли разные одолевают меня…
– Полно, дите мое!.. Полно! Бывало такое и со мной в твои годы… Стало быть, так уж Богу угодно, чтобы в юности страх был о будущих днях… Не ведают юные девушки, что ожидает их, а ведать то им не дано, вот и плачут. Девичья доля – загадка. А плакать грешно. Вперед не забегай! Господь укажет каждому его путь…
Анна с тоскою слушала поучения матери; ей уж давно наскучили эти слова, которые она постоянно слышит и от попа-духовника, и от отца, и от матери; всюду и везде ей внушают, что о «будущем на земле» думать грешно, надо постоянно заботиться о «будущем на небе», о том, что будет после кончины, и к этому нужно постоянно готовить себя… Но ей хочется жить, душа не лежит печаловаться о загробной жизни!
Пересилив себя, она кротко и ласково сказала:
– Слушаю, матушка, хорошо! Благослови меня и иди сама в свою опочивальню, а я лягу спать…
Феоктиста Ивановна перекрестила дочь и отправилась к себе на половину.
После ухода матери Анна уткнулась в подушки и дала полную волю своим слезам.
Борис Годунов ласково встретил Игнатия.
– Добрый вечер, молодец!
– Спаси Христос! – смиренно поклонился в пояс Годунову Игнатий.
– Ну, садись…
Годунов усадил юношу на скамью.
– По государеву делу мною ты позван…
Игнатий встал и снова поклонился Годунову.
– Слушай! Государю-батюшке Ивану Васильевичу угодно послать своих людей во фряжский дальний город Рим к святейшему отцу латынской церкви… Ты изрядно знаешь латынский язык, и ты мне читал о римских папах и о Флорентийском соборе… Послов наших начальником будет Леонтий Истома Шевригин… Ты дороден ростом и лицом леп. И на их языке говорить можешь. Не будет ущерба чести государя от того, коли ты поедешь провожать того Шевригина… Нам нужен мир с Польшей и Литвой. Царь не хочет воевать с единокровньм славянским и христианским народом, нашим соседом. Папа римский, по мысли государя, должен остановить Батория, прекратить кроволитие. Для устройства этого угодного Богу дела государь и посылает в Рим Шевригина. Понял ли?
– Добро, Борис Федорович, понял я. Но когда же, в кое время, из Москвы-то ехать нам?
– Через семь дней готово будет все, и вы тронетесь с государевой грамотой в путь… Ну что ж ты опустил глаза, ровно девица красная? Что скажешь ты мне?
Зарумянившееся, смущенное лицо молчаливого Игнатия рассмешило Годунова.
– Да ты и впрямь не девица ли? Чего же ты молчишь?
– Батюшке-государю сие угодно! Что могу сказать я?!
– Хочешь ли сам-то побывать в чужой земле?
– Кабы недельки две обождать? – робко произнес Игнатий.
Годунов