Глава II
– Ничего не бойся, – сказал Каламбреден.
Он сидел перед Анжеликой на скамеечке, положив тяжелые руки на колени. На полу возле него боролась с тусклым светом дня свеча в богатом серебряном подсвечнике. Анжелика пошевелилась и поняла, что лежит на убогом ложе, заваленном грудой накидок и плащей самых разных сортов и оттенков. Среди них были расшитые золотом роскошные бархатные плащи: в таких, должно быть, молодые сеньоры с гитарами распевали серенады под окнами своих возлюбленных. Другие, удобные и простые, из грубой бумазеи, скорее всего, принадлежали купцам и путешественникам.
– Ничего не бойся, Анжелика, – повторил бандит.
Она посмотрела на него расширенными от изумления глазами. Уж не бредит ли она? Он говорил на пуатевинском наречии, и она прекрасно его понимает!
Бандит поднес руку к лицу, сделал какое-то быстрое движение, и уродливая опухоль исчезла с его щеки. Анжелика испуганно вскрикнула. А Каламбреден уже отбросил свою грязную фетровую шляпу, сдернул спутанный облезлый парик и сорвал закрывающую глаз черную повязку.
– Так это тебя называют Каламбреденом?
Он выпрямился и звучно стукнул себя кулаком в грудь:
– Да, это я знаменитый проказник, король карманников с Нового моста. Да, – помолчав, добавил он, – я многого добился с тех пор, как мы с тобой расстались.
Анжелика смотрела на него, лежа на груде старого тряпья, не в силах пошевелиться. Через оконную решетку медленными завитками просачивался густой, как дым, туман. Возможно, поэтому этот оборванец, этот чернобородый геркулес в лохмотьях, который бил себя в грудь и твердил: «Я Никола!.. Я Каламбреден!..» – казался ей пугающим видением.
Сейчас она потеряет сознание.
Не спуская с нее глаз, Никола принялся мерить шагами комнату.
– Да, – снова заговорил он, – в лесах хорошо, когда тепло. Сначала я связался с контрабандистами, торгующими солью, потом встретился с одной бандой в лесу Меркеров. Она состояла из бывших наемников, крестьян, беглых каторжников и всякого сброда. Банда была хорошо организована, и я решил примкнуть к ней. Мы грабили путешественников на дороге из Парижа в Нант. Но в лесах хорошо, только когда тепло. С наступлением зимы лучше перебираться в город. Не так-то это просто… попытали счастья в Туре, в Шатодене… Вот так мы и оказались у ворот Парижа. Сколько же мы натерпелись от стражи! Тем, кому не посчастливилось удрать, брили брови и половину бороды, и – вали, дружок! Возвращайся в деревню, на свою сожженную ферму, к разграбленным домам или на поле боя. Или в Центральный госпиталь, а то и в тюрьму Шатле. Редко раздобудешь кусок хлеба, который из жалости даст жена булочника. Но я присмотрел неплохие местечки, где можно было переждать зиму: подвалы, ведущие из одного дома в другой, стоки, впадающие во рвы, а главное – ведь дело было