Деда забраковала медкомиссия из-за старой кузнечной травмы – шишки на предплечье. Он тогда еще сильно огорчился – хотелось посмотреть другие края, да и работа представлялась вроде как не пыльной.
Через несколько лет – после убийства Кирова – всю охрану Берии на всякий случай расстреляли.
Деда же после выпуска распределили на Украину, под Ржищев, где до ареста восьмого мая тридцать восьмого года он работал старшим оперуполномоченным.
В пятнадцатиметровую камеру Днепропетровской тюрьмы набили человек шестьдесят. Месяцами арестованные сидели на полу, спина к спине. Много было махновцев, членов недобитой после Трипольской трагедии девятнадцатого года банды Зеленого. Некоторых дед знал, сам задерживал.
Собирая со мной грибы, он рассказывал – приеду, бывало, в село, зайду к председателю. Не балуют у тебя? А чего баловать, там все село бывшие махновцы или зеленые. Нет, говорит, тихо у нас. Ну, тихо, так тихо. Так и запишем. Я спать, а утром обратно. Постелют мне где, я ночи дождусь и во двор. Коня отвяжу и ночевать на другой край села. И затемно в обратную дорогу. Шалили тогда часто, в окна стреляли… Оперуполномоченного, на место которого меня прислали, так убили.
Раз чуть шею себе не сломал. Конь был молодой, по темной дороге галопом, а я и рад. Любил я верхом, с детства в седле. А на дороге камень или коряга валялась. Я кубарем через голову и оземь! Да на спине еще карабин кавалерийский! И ребрами на него…
За грибами мы ездили на электричке в сторону Сыропятского тракта. Человек шесть-семь со двора собирались и обязательно звали деда. Корзина у него всегда оказывалась с верхом, на зависть другим грибникам. Грибы будто сами выскакивали ему под ноги, он даже палкой листву не ворошил.
– Я же в лесу вырос, посмеивался он. – Знаю, как с ним разговаривать. Ты его попроси: лес-лесочек, подари грибочек и будет тебе…
До самого приговора, больше года бабушка каждый месяц возила ему передачи в Днепропетровскую тюрьму, выстаивала в бесконечных очередях…
Если принимают – значит, пока не расстреляли…
Но бить, говорил мне дед, не били. Не было, наверное, такой команды. И сошка мелкая, и знали его опера местные. Каждый мог на его месте оказаться.
Раз только новый следователь из Киева приехал, замахнулся. Деду кровь в голову, табуретку схватил – убью!!! – кричит. И убил бы. Ну и его, говорил, убили бы сразу…
Здесь, думаю, самое время будет прервать пересказ моих урывками выхваченных детских воспоминаний.
Передо мной та самая бабушкина тетрадь. Не хочу в ней менять ни слова…
Вот первая часть, описывающая ее жизнь до того, как она оказалась в Омске.
« Дорогой Валера!
Постараюсь выполнить твою просьбу, напишу тебе о своей жизни. Не забудь, что скоро мне исполнится восемьдесят лет, так что за точность дат не ручаюсь. Напишу, как сумею.
Родилась я в тысяча девятьсот девятом году, двадцать седьмого декабря. (Не ручаюсь и за эту дату, т.к. находилась я в детдоме и там указали время рождения.) в семье крестьянина