Замок одиночества. Игорь Саврасов

сейчас у нас гастарбайтеры из Средней Азии… Я не расист, но взгляды этих чернокожих парней на жену… Всё вроде естественно: красивая, молодая женщина с рыжеватыми вьющимися волосами, с блестящими кошачьими глазами… Парни были неприятны ни мне, ни Ляле. Когда же она сняла туфли, чтобы обернуть хоть на час вымокшие и замёрзшие ступни газетами и целлофановыми пакетами (старый туристический приём!), и заметила липкие взгляды десятка устремлённых чёрных глаз, она фыркнула, даже зашипела, подобно рассерженной кошке, бросая острый жёлто-зелёный взгляд с сузившимися зрачками на нахалов. Я даже испугался, увидев, как этот взгляд из застывшего кошачьего превратился в пронзающий ястребиный, а губки – её милые губки, пухлые по центру – произвели крепкое словечко. Когда газеты впитали влагу и колготки стали сухими, я интенсивно растёр ступни, вновь положил свежую стельку из газеты в туфли, и всё было в порядке. Почему я вспомнил этот эпизод?.. Да, заботливость и внимание… Как птенцы в гнезде, были её ножки в моих руках».

      Он невольно оглянулся на дочку. «Оленька выросла заботливой. Нам повезло. Опекает меня, деда и бабушку. Ха! Она из того “гнёздышка”… да, парижского… Родилась-то через девять месяцев она в Москве, а зародилась-то в Париже… Та наша ночь… когда мы ели из большого пакета маленькие круассанчики, как запивали из горлышка бургундским, как раздавался “Padam, padam, padam…”, как танцевали и кружились, и как мы упали в траву и посыпались наши круассаны… Сейчас, – подумал математик наполовину и наполовину филолог, – обходимся получувствами и полуправдами. А вдруг, если грамотно сложить две половины, то… ха… получится “вся правда”? О, целая правда! … Чушь! А началось всё с этой дуры… как её… Инны Дудкиной. Три года назад. Как они сдружились? Очень странно. Элегантная, ухоженная Ляля и эта неопрятная, с рыжей шевелюрой толстуха в несвежих сарафанах. И одно словоблудие! Креативная-де она! Ну да, тусуется везде, где запашок чувствует. Вонь пошлости, бестактности таких же, как она. Дурной вкус во всём. И в гендерных отношениях, конечно. А речь? Сплетни, снобизм, показуха! Я тогда, полтора года назад, совершенно нечаянно, непроизвольно (вот же несчастный случай!) услышал это телефонный разговор… Да, он и был случайным крючком… Копилось-то давно, но тут – раз! – и неприятие, разочарование, обида, раздражение, брезгливость… Ляля разговаривала с этой Дудкиной… Смешки… “Ох, … ах, … да что ты!..”, “хорош собой”. И этот Лялькин монолог: “Ах, Инночка, ты права. Я недавно учила (ты ведь знаешь, что я веду курсы стилистики) одного… юноша ещё… красив… на себе, представляешь, учу. Трогает он меня… гладит… ну везде – так положено будущему визажисту, а я прямо-таки “завожусь”, загорелась вся… мокну…”. Я вышел тогда обратно за дверь и позвонил – будто бы ключи забыл… Противно! Всё противно! Эта Дудкина растрезвонит… Мне бы рассказала и то… ну, игра в “постановку рук”… Теперь уже не вернёшь… А мечтаешь ты, брат, признайся – мечтаешь: встретить бы на сей раз на парижской тихой улочке – узкой, утренней – ту Елену Прекрасную, с той