– Вот черт! – шепотом ругнул себя Николай и стал шарить.
Скрипнула дверь, щелкнул выключатель, и свет плеснул в глаза.
– Ну и чего? Где был-то? – В дверях, щурясь от света, стояла Надежда, смотрела внимательно.
Николай молча дожевал картошку.
– Время-то хоть знаешь сколько? А? – Голос у Надежды с грозного сменился на беспокойный; Николай был трезвый, это сбило ее с толку, и она замолчала, соображая, хорошо это или плохо – приходить домой в третьем часу трезвым. Но вид у Николая был усталый и какой-то странный, задумчивый.
Надежда нерешительно подошла к столу, села на табуретку.
– Работа, что ли, какая?
– Ну. В район ездили.
– Ой, «в район». Ночью, значит, работать.
Николай не понял подначки, поднял свои странные глаза.
– Говорю же – работать. С Перфиловым.
Перфилов был человек надежный, из сельсоветских, непьющий, парторг, и Надежда совсем успокоилась.
– А чего не сказал днем-то, что поедете? Забежал бы поесть чего? – Надежда засуетилась, взяла с плиты кастрюлю: – Щей поешь?
– Щей? – Николай подумал, отложил не дочищенную картошку, кивнул. – Давай.
Надежда налила щей, поставила перед мужем. Николай нерешительно вертел ложку.
– Тебе чего – соли? Так она – вот.
– Надь, у тебя сто грамм не будет?
Надежда опять привстала из-за стола:
– Ну вот, начинается! А, может, тебе цыганочку еще сплясать? Чего ж тебе там не налили, где ты был?
Но Николай тихо сказал:
– Сядь, не ори… Мне, может, помянуть надо. Думаю – надо.
– Помянуть? Так ты где был-то?
– Партейное задание. Считай, на похоронах.
– Батюшки… Кого ж хоронили, с районного начальства, что ли?
Николай помешал ложкой щи:
– Бери выше.
– Из области, что ли, кто из наших мест?
– Выше, выше бери.
Надежда растерялась:
– Да уж куда выше-то?
Николай аккуратно положил ложку на край тарелки, отвернулся к окну, задумчиво и серьезно сказал:
– Ленина хоронили.
С минуту было тихо. Так тихо, что было слышно, как под потолком дребезжал электрический счетчик, а через закрытое окно, тихо, загадочно курлыкали на пруду тритоны. Надежда, долго молчавшая, с недоверием смотрела на мужа, наконец, растерянно сказала:
– Будет буровить-то. Какого Ленина?
Но Николай смотрел на жену спокойно и уверенно, совсем не улыбаясь.
– Владимира Ильича. Он же у нас один – Ленин.
– Уже к вечеру вызывают меня в сельсовет. К Перфилову. Подъезжаю, выхожу из машины. Он стоит на крыльце и говорит: погоди, садись в машину, там поговорим, чтобы не в сельсовете. Что, думаю за секреты такие. Садимся. Он говорит: поехали