– Молодой человек, – жалобно сказала старуха, – помоги бабушке.
Свиридов в первый момент не понял, в чем может ей помочь: взобраться на качели?
– Чем, бабушка?
– А чем можешь, молодой человек, – сказала она дружелюбно. – Никого у меня нету.
Свиридов поспешно соскочил с качелей и выгреб из кошелька три сотенные.
– Спасибо, – сказала старуха и побрела прочь. Свиридову неловко было запрыгивать обратно на качели. Он пошел к себе, а когда обернулся, старухи в скверике не было. То ли слилась с пейзажем, то ли померещилась. По всей вероятности, добрая фея. Проверила меня на милосердие, и все теперь будет хорошо. Завтра проснусь счастливым, с утра переедет Аля, позвонит Сазонов и скажет, что я вычеркнут из списка. Он заснул легко и проснулся поздно. Был четверг, присутственный день на «Родненьких»: в два Орликов собирал сценаристов и раскидывал темы. Свиридов постоял под холодным душем, созвонился с матерью и пообещал заехать, но тут затренькал мобильный. Свиридов поймал себя на гаденьком чувстве востребованности: он теперь все время ждал звонка, только не признавался себе в этом. Раньше мобильник его бесил, теперь доказывал, что не все его забыли. Отобразился номер Сазонова.
– Выйди, я внизу, – сказал он коротко.
Свиридов сбежал по лестнице. Фея начинала действовать: сейчас попросит прощения, вернет в проект. Прости, был неправ, перестраховался. Лично заехал, смотри, какая честь.
Сазонов сидел в своем сером «фокусе», на котором несколько раз подбрасывал Свиридова до дома. Сам он жил на Юго-Западе, в квартале, где снималась «Ирония судьбы». Свиридов решил, что будет вести себя жестко, и руки не протягивал; Сазонов, впрочем, тоже.
– Значит слушай, Свиридов, чего я тебе скажу, – произнес Сазонов, глядя прямо перед собой. – Ты не колготись, мой тебе совет, и лишних движений не делай. Попал ты сильно, и надо теперь подумать, как обтекать.
Свиридов похолодел. Все поплыло.
– Как – попал? – спросил он пересохшими губами.
– Это ты должен знать, как попал. – Сазонов разговаривал враз почужевшим, раздраженным голосом, словно Свиридов еще и был перед ним виноват. – Что ты такого натворил –