– Это напомнило мне о Клариссе, – произнесла Роума.
– О Клариссе? Почему?
– Не знаю. Не знаю почему.
Он продолжал допрашивать ее с раздражением и настойчивостью, как будто это имело какое-то значение, как будто она на что-то намекала.
– Я просто сказала то, что пришло мне на ум. Это ничего не значит. Положи бумагу у раковины на сушильную доску. Покажем ее Эмброузу Горринджу.
Он так и сделал и с хмурым видом вернулся к коробке.
– Зря мы купили весь этот мусор. Надо было запастись новыми книгами. В Лондоне полно книжных магазинов. Бог знает почему я позволил тебе уговорить меня скупить всю эту радикальную литературу, которая лежит наверху. Она никому не нужна. В округе и так полно уютных магазинчиков, где продают подобные книги, а других покупателей такой ассортимент отталкивает. Эти памфлеты лишь собирают пыль. Должно быть, я сошел с ума.
Она знала, что он имеет в виду не только радикальную литературу. Такая несправедливость вывела ее из себя. Даже заговорив, она знала, что все это только каприз. Ему нужно было, чтобы его умаслили, развеселили, успокоили. Ссоры, которые он провоцировал все чаще, только расстраивали его и приводили в негодование, а ее изматывали. И она была сыта этим по горло.
– Послушай, ты оказался здесь не потому, что я тебя заставила. Ты сам хотел выбраться из Поттергейта. Ты же ненавидел учительскую работу. Помнишь? Мне тоже она надоела, признаю. Но я не уволилась бы, если бы ты не сделал первый шаг.
– Ты хочешь сказать, это я во всем виноват?
– Во всем? В чем – всем? Никто ни в чем не виноват. Мы оба поступили так, как хотели.
– Тогда на что ты жалуешься?
– Я просто устала из-за того, что меня заставляют чувствовать себя так, будто я какая-то обуза, хуже, чем жена, как будто ты держишь магазин из-за меня.
– Я держу его, точнее, мы его держим, потому что у нас нет выбора. Назад в школу Поттергейта нас не возьмут, даже если мы очень попросим.
А куда они могли попроситься? Не ему было рассказывать ей о безработице среди учителей, об урезании бюджета на образование, об отчаянных поисках работы, даже когда дело касалось лучших специалистов. Роума знала, что этот спор совершенно бесполезен и ее слова распалят его еще больше, однако сказала:
– Если решишься, Стелла порадуется. Подозреваю, именно этого она и ждала. Она сможет сказать: «Я же говорила», – и передать тебя, аккуратно связанного, как измученную жертву, на поруки дражайшему папочке во благо семейного бизнеса. Боже, должно быть, она молится, чтобы мы обанкротились! Удивительно, что она не шныряет у двери и не пересчитывает всех наших покупателей.
Она протестовала скорее с тоской, чем со злостью. В конце концов, об этом они уже спорили.
– Она знает, что я переживаю. Это же очевидно. Она и сама беспокоится. И у нее есть на это право. Половина денег, которые я сюда вложил, дала она.
Говорить об этом было совсем не обязательно. Как будто она не знала, сколько денег