Даже в те три дня, что он был дома, очень уж ему не хотелось встретиться с кем-нибудь из Ганиной шайки. Встретились они месяца через полтора, когда Жигалов, в хромовых сапогах, в галифе, перетянутый портупеей с пистолетом на боку, в составе опергруппы приехал брать эту шайку.
На станции останавливалось много поездов из Алма-Аты, Ташкента, и блатные часто крутились около этих поездов. Сорвут шапку с зазевавшегося мужичка, часы отнимут, а у мужичка этого всегда дилемма: либо идти в милицию писать заявление, но при этом отстанешь от поезда, либо махнуть рукой и ехать дальше. В большинстве случаев выбирали второе.
Или подъезжает поезд к станции. Курящие из купе выходят на улицу, а форточка открыта. Прошлись по перрону, ножки промяли, пивка выпили и поехали дальше. Глядь, а половины вещей то и нет. Шнырь уже поработал. А еще сетки с продуктами, висящие из форточек, срезали. В какой-нибудь сетке бутылочка лежит, для охлаждения. Действовали быстро, бегом, резали бритвой, никто толком понять ничего не успевал. При этом действовала железная формула: «А поезд-то ушел!»
Но в этот раз сработали грубо и жестко. В форточку высунулся узбек в дорогой тюбетейке:
– Какой станция?
И тут же получил дубинкой по голове. Головной убор с узбека сбили, как сбивают высоко висящее яблоко с яблони, в результате тот потерял не только тюбетейку, но и четыре зуба.
«Вот баран, – подумал потом Жигалов, – на здании вокзала написано же какая станция».
Узбека с поезда сняли, повезли в больницу, а хлопцы попали – это уже серьезно. Из Барнаула приехали опера из транспортной милиции, отдел подняли по тревоге и пошло-понеслось – Ганя, Цыпа, Пупа, Ботинок, Гребень и еще десятка полтора разномастной шушеры оказались в отделе, облава по горячим следам удалась. Вокзал почистили тогда хорошо. Ганя, конечно же, узнал Жигалова:
– О! гражданин начальник… А в ответ услышал:
– Закрой хайло, сявка, гавкать будешь из-под шконки, а шконка будет около параши стоять, – и еще добавил такую тираду, что пожилой видавший виды барнаульский опер Баширов удивленно произнес:
– Молодой человек, вы где обучились такой фене?
– На Иркутлаге, – ответил Жигалов и в полголоса добавил: Сукой буду!
Вот здесь поднялся такой хохот, что прохожие дружно повернулись в их сторону. Начальник милиции Лопатин аж присел на корточки и вытирая слезы, выступившие от смеха, произнес:
– Все, преступности конец, теперь у нас есть Жигалов!
В одночасье Иван стал известной во всей милиции личностью. Начальник уголовного розыска звал его к себе:
– Пока стажером, потом, глядишь, хороший опер из тебя выйдет!
Но Жигалов свой путь уже наметил. Армейское звание – старший сержант, при поступлении в милицию ему сохранили. «Осенью поступлю в сельскохозяйственный техникум, заочно, через год получу старшину, а там глядишь и офицерские погоны не за горами», – выстраивал свои планы Иван.
В