Мир для меня все еще ограничивался станицей, домом и самыми близкими. Помню, я любил сидеть на коленях у отца, когда он, вернувшись с реки, подолгу рассказывал о караванах, что приходили из Китая, встречи с караванщиками, среди которых часто можно, мол, встретить казаков. Общение с китайцами, с монголами. Через них шли товары из Китая для Бутина, хозяина парохода и барж. Порою к вечеру хотелось спать, но мое любопытство брало верх. Зато как эти общения с отцом сближало нас. Я увидел в отце уверенного и сильного человека, бодро и весело смотревшего на жизнь. Я видел отца и вспыльчивым, но он быстро отходил. Одного он не терпел: бездельничанье и лень.
От матери я многое знал об отце. И то, что он начинал когда-то заниматься извозом по городу – опять же по настоянию матери – потом встретил случайно богатого золотопромышленника Бутина и стал водить обозы по зимнику вплоть до монгольской границы за сотни верст в богатые степные станицы, вывозя оттуда дешевые продукты.
Я с великой благодарностью вспоминаю отца. Уже с детства я чувствовал к нему расположение, сыновью радость и нежность. Он всегда представлялся мне отважным человеком, и мне с детства хотелось ему в этом подражать. И у меня по жизни будет много поводов, где я, подражая отцу, проявлю отвагу.
С детства я помнил, что ангелом- хранителем в нашем доме была тетка Лукерья. После трудных родов, я рос слабым болезненным ребенком. Порою, скажет потом тетка, даже мать, бывало, махнет на меня рукой – мол, не жилец Яшка. А тетка Лукерья была властной, известной в станице знахаркой. Была она повитухой, говорят. Знала, мол, и черную магию. Она лечила и заговаривала. Зная о моем нездоровье, Лукерья, молча, отпаивала меня горькими отварами. Так что я рос, казалось, и креп вопреки судьбе. От скольких ушибов и ран Лукерья меня сберегла – одному Богу известно. Она лечила всем и мою мать, но та медленно угасала. Она все чаще уединялась в свою моленную комнатку с запахом ладана, старых икон и горящей лампады.
Старший брат Гриша учился в станичной школе и так прилежно, что родители решили отдать его в реальное училище в нашем городе. Грише было не до меня, а потому я жил уединенно своей жизнью. Да и какое ему было дело до болезненного мальчишки. Сестру Веру, светлоглазую, почему-то не учили в школе.
В казачьих семьях редко когда девок учили: им надо у матерей учиться, как вести хозяйство в доме. Иное дело казак – ему на службу идти надо грамотным.
Мать была для меня в доме совсем особым существом. Я никогда ее не отделял от себя. Ведь с матерью у меня связана самая горькая страница моей жизни. Ведь она дала мне жизнь в обмен на свою раннюю смерть. Ценою ее жизни родился я… Да и по жизни я трудно давался матери. Не было дня, чтобы я приходил домой без ссадин, рваных штанов или рубахи. Я слышал, как мать говорила тетке, что Яша неосторожен, неогляден. «Ему