– А я дам себе скорее обрубить обе руки, – сказала старшая.
У тачки на этот счет было свое мнение. Персона она была важная, считала себя не кем-нибудь, а четвертью кареты, – одно-то колесо у нее ведь было.
– Позвольте заметить вам, – начала она, – что девица – слово довольно заурядное; то ли дело штемпель! Оно звучит благородно, а вместе с тем и почетно. Получив название штемпеля, вы станете на одну линию с государственной печатью, а без нее, как вам известно, не действителен ни один закон. Будь я на вашем месте, я сама бы отказалась от имени девицы.
– Никогда! Я слишком стара для этого! – сказала старшая.
– Вы, как я вижу, еще не знакомы с так называемой «европейскою необходимостью»? – вмешалась в разговор почтенная старая сажень. – Хочешь не хочешь, а приходится иной раз сокращать себя и к обстоятельствам применяться. По-моему, раз вышел приказ зваться девицам штемпелями, пусть и зовутся. Нельзя все мерить на свой аршин.
– Ну, уж так и быть, пусть зовут меня барышней, – согласилась младшая. – Все-таки это ближе к девице.
– А я скорее дам изрубить себя в щепки! – сказала старшая «девица».
Тут настало время отправляться на работу. Наших «девиц» повезли на тачке; что и говорить, обходились с ними деликатно, но звали их уже «штемпелями».
– Де…! – запротестовали было они, стукнувшись об мостовую. – Де…! – И чуть было всего слова «девица» не выговорили, да решили, что спорить не стоит и прикусили язычки.
Но между собой они продолжали называть себя девицами и любили вспоминать доброе старое время, когда всякую вещь называли своим именем: штемпель – штемпелем, девицу – девицей. Обе они остались девицами; копер, эта машинища, и впрямь отказался от младшей: не захотел, видите ли, на штемпеле жениться.
Суп из колбасной палочки
– Ну, и задали же нам вчера пир! – рассказывала старая мышь другой, не попавшей на званый обед. – Я сидела двадцать первой от самого мышиного царя, – местечко, как видите, довольно почетное. Кушанья были одно другого вкуснее: затхлый хлеб, кожа от окорока, сальные свечи и колбаса. Отведали всего, а потом принялись опять все есть сначала, – словно два раза пообедали. Все были очень весело настроены, непринужденно болтали всякий вздор, совсем как у себя дома. До последней крошки очистили мы все блюда – одни колбасные палочки остались. О них-то и зашел разговор, впрочем, скорее не о них, а о супе из колбасной палочки. Слыхать о супе все слыхали, но какой у него вкус и как его состряпать, никто не знал. Предложили тост за изобретателя супа; сказали, что его следовало бы сделать попечителем о бедных. Не правда ли остроумно? Потом встал старый мышиный царь и объявил, что сделает царицей ту из молодых мышек, которая сумеет сварить суп из колбасной палочки. Чтобы выучиться этому искусству, дается год с деньком.
– А как же варят этот суп? – спросила