Подъехавший к упавшему джигит вскрикнул:
– О Аллах! – Он соскочил с коня и склонился к умирающему, приложив руки к груди, повторяя слова молитвы.
Тулеген приподнялся на руках и широко раскрытыми глазами с жалостливой обидой молча посмотрел на него, а затем на горизонте показалось солнце, оранжевый восход которого с неудержимой силой поглощал ночную тьму. Он подумал: «Хорошо бы с природной тьмой ушла бы и тьма отсталости моего народа и, как на этом горизонте, взошла бы заря счастья и процветания».
Он с судорогами в руках опустился, и голова тихо склонилась к левому плечу. Подъехал Усман с несколькими джигитами, бросив поводья, спешился.
– Ваш брат, ага! – глядя на Усмана растерянным взглядом, поднимаясь, произнес джигит.
Усман стоял не двигаясь, еще не совсем понимая, какое горе постигло их семью. Подойдя, склонился над лежащим, положив руку на голову, посмотрел в лицо брата. Усман поднял глаза:
– Он мертв?
– Да, ага! Мы отвезем его домой, ага.
Усман медленно поднялся, как будто тяжесть брата тянула его книзу.
«Он мертв, брат мой Тулеген», – несколько секунд он простоял в замешательстве, растерянности, затем, тихо ступая, пошел прочь от этого ужасного зрелища…
Когда бездыханное тело Тулегена привезли к отчему очагу, солнце уже вышло из-за горизонта и все вокруг оживило своими ослепительными лучами. Легкий трепет пробежал по собравшимся у юрты Жунуса аульчанам. Стоящие с неподдельной скорбью, понуро опустив головы, тихо причитали. Жунус вышел из юрты. Все расступились, и он подошел к телеге, где на кошме лежало тело сына.
Что думал он в эту минуту, увидев сына мертвым? Ему, всякое повидавшему на своем веку, хватило мужества стойко принять удар судьбы и на это раз. На его суровом холеном лице не дрогнула ни одна жилка, только из щелок темных глаз скатились по щекам слезы. Джигиты, подняв тело, внесли его в жилище и уложили на ковер…
Жунус долго сидел, глядя прямо перед собой, не двигаясь, словно не сын, а он был мертвецом. Лишь только пришедшие откуда-то из глубины души воспоминания о детстве сына заставили его неожиданно вздрогнуть и опять затихнуть. Его объял ужас, нелепость происшедшего, легшая тяжестью на плечи, и он, осунувшись, погрузился в раздумья: «Как же так? Моего мальчика больше нет. С самого его раннего детства сколько я добрых надежд возлагал на этого смышленыша… Как все хорошо шло, складывалось. Помня мои слова напутствия, превозмогая все трудности, вкусил азы науки, сорванец, получил хорошее образование».
Некстати по его лицу пробежала легкая улыбка, и мгновенно опять оно обрело скорбный вид. Глаза Жунуса подернулись туманом, ему грезилось, и он видел перед собой не реальность, не лежащее бездыханное тело, а бравого молодого аксакала, одетого в мундир с золотыми погонами. И он еще раз испытал то трогательное чувство, когда увидел сына после возвращения с учебы… Из задумчивости старика вывел