– Бисмиллях… – повторили за ним все стоящие, благословляя Тулегена на трудные ратные дела.
Лошади, не понукаемые кучером, как только тот взял в руки вожжи, не сорвались рысью, а тронулись шагом, будто понимая печаль разлуки своего хозяина с родными местами. Но затем, поравнявшись с серыми юртами на краю аула, сами перешли на легкую рысь. Тулеген обернулся и долго глядел на уходящих куда-то вдаль аульчан. Он все смотрел не отрываясь, с жалостливой тоской, пока кибитки не стали маленькими, как приозерные кочки, затем аул скрылся за пологим скатом холмистой степи. На душе Тулегена было чувство не радости, не грусти, как когда-то, много лет тому назад, когда он подростком вот так впервые покинул родные места, а было чувство озабоченности за свой народ, аульчан, с чувством зрело рассуждающего человека.
Думая о них, он размышлял: «Сердца у них добрые, не пожалеют скотину, если доведется, последнего коня оседлают за правое дело, важно только их доброту и энергию направить в нужное русло».
Степной простор широкий, но дорога у него теперь одна – только в обратный путь, туда, в тот мир, куда впервые был увезен из этих родных мест, на чужбину, ставшую теперь такой родной и понятной.
Часть II
1
Время шло день за днем, наматывая годы жизни, которые, словно высохшие кусты перекати-поля, укатывались в безвозвратную даль. Степь жила своей тихой жизнью, но иногда ее будоражили происходящие в России события: начало Первой мировой войны, революция (не стало царя) – и вот снова смена власти.
Шел 1918 год. В степь хлынули новости, как вода из полноводных рек, и что ни гонец – то опять перемены. Их передают из уст в уста, каждый понимая и пересказывая их по-своему, и под конец уже не понять, с чего все началось и кто первым взбудоражил тихую степь. Новости обсуждают в богатых белых и бедных серых юртах, у пастушьих костров. Да еще какие новости! Казахи хотят свое ханство создать – Алаш-Орда[8].
В аул прискакал гонец. Ловко соскочив с коня и отдав поводья одному из джигитов, находившихся поблизости у юрты Жунуса, вошел в нее. О чем они там говорили, никто не знал, и только к вечеру гость собрался в обратный путь. Жунус, оставшись в одиночестве, мысленно перебирал и обдумывал привезенные новости: «Степь захлестнуло событиями разного толка, каждый понимает случившееся по-своему. Поди разберись, где правда, кто прав, а кто виноват. Что творится в мире? Уже до степей дошло. Вай-вай! Что ждет впереди степняка, что с нами будет, никто не ведает, даже сам Аллах. – Жунус задумчиво поглаживал пальцами усы и, как бы найдя ответ на все вопросы разом, улыбнувшись, потянулся за пиалой, наполненной кумысом. – Нет власти больше русских над казахами. Свобода пришла в наши степи. Будем теперь жить, как наши деды жили. У каждого аула свой отдельный мирок – своя жизнь. Как бы там ни было, мы, казахи, между собой все равно договоримся. Мы должны держаться теперь все вместе, в это нелегкое время, чтобы не утонуть в пучине непонятных событий, а главное, не паниковать. Когда человек впадает в панику, он теряет все. Настало время великих перемен.