– Успокойся, малыш! – бросила язвительно Жанна.
– Да что ты! Я тебе даже в сыновья не гожусь, младшенькая.
На табло высветился Жаннин рейс. Она машинально бросила сумку на пол и обняла Даню.
– А теперь отвернись, – шепнула она ребенку.
Даня послушно отвернулся. Всё как прежде. Любимая с некоторых пор игра.
– Ну же, падай!
Даня уже не думал. Он теперь верил как никогда. Если закрыть глаза, никто никуда не исчезнет. Все не то, чем кажется на первый взгляд. Даже кроличья нора может быть входом в храм тамплиеров. Мальчик откинулся назад и у самой земли упал в мамины руки.
– Храбрец! И как это называется? – Жанна опустилась на колени.
– Прыжок веры!
– Точно! Потому что я тебя всегда поймаю. Иначе никак.
Даня уложил свои маленькие ладони на щеки матери, совсем как это делала она.
– Мам, ты не думай, что ты – остров и тебя унесет. Просто на самом деле там, где очень низко, все залило водой. И тебя совсем никуда не унесет, потому что под водой ты все равно соединена с нами.
В громкоговоритель равнодушно объявили о начале регистрации. Жанна решительно посмотрела Сандрику в глаза.
– Обними Сержа. Скажи, что я его люблю, даже если он так не думает. Мне жаль, что он не захотел… – Жанна сделала глубокий тяжелый вдох, чтобы восполнить нехватку кислорода.
И впервые Сандрик почувствовал к Жанне гнев вперемешку с любовью. Это удалось тогда, когда не осталось больше ничего, кроме прощения. Которое не нуждается в словах. Которое ни к чему не обязывает. За которое даже не ухватиться, потому что оно не спасет. Не прокрутит пленку назад. Но за которым стоит новое, чужое время и попытка не выпасть в бездну, потому что ты просто хотел остаться прежним.
Без головы
Иногда важно залечь на дно. Как будто тебя и вовсе нет. Обязательное условие – продолжающийся дикий ритм жизни вокруг выпавшего, несуществующего тебя.
– Никто из нас не выберется отсюда живым.
– Откуда? – Сандрик поднес ложку с кашеобразной смесью к губам старика и ждал.
Тот сжал губы и вздернул подбородок. Есть отказывается, а курить – курит. Руку вытянул, пальцами сигарету к дряблым губам поднес. Сидит почти боком.
– Откуда? – повторил Сандрик с налетом небрежности, перемешанной с состраданием.
– Отсюда, мальчик. Отсюда.
– Из города? Из страны? Откуда? Нужно есть. Вот упрямец!
– Александр Гарегинович я.
– Александр Гарегинович? Александр… Надо же, мы с вами тезки. Ешьте теперь. – Сандрик приложил край ложки к упрямо сомкнутым губам старика, надеясь на их соответствующий рефлекс. Тот лишь отвернулся и снова затянулся сигаретой.
Кормить насильно, пока старик разговаривал, не хотелось, иначе слетела бы последняя видимость того, что все нормально. Обычная встреча в обычной комнате. Старик тем временем охотно продолжил говорить:
– Меня отец назвал так в честь своего брата, которого турки