Вот, сейчас дотронусь до руки рядом стоящего человека и спрошу, был ли он когда-нибудь в Алжире… И тогда…
Послышался деликатный стук у черного входа, и мама, думая, что местные дети принесли на продажу яйца, не спрашивая, открыла дверь.
Увидев молодого, незнакомого араба, мама не испугалась, она вообще, по-моему, ничего не боится.
– Кеске? – спросила она у пришельца.
Араб словно оцепенел, несколько секунд смотрел на нее полуоткрыв рот, затем вдруг очнулся и заговорил быстро-быстро, понизив голос до шепота. Во время своего монолога он все время указывал рукой куда-то за спину и тревожно озирался по сторонам.
– Ничего не понимаю, – сама себе сказала мама. – Кеске ву вуле? – еще раз раздельно произнесла она и перешла на русский, – Ты что, по-французски не понимаешь?
Араб в очередной раз испуганно оглянулся, с мольбой посмотрел на маму и тихо произнес:
– Же сви контрабандист…
Для убедительности он похлопал себя по большой, спортивной сумке, висевшей у него через плечо:
– Пур ву…
– А, так это ты, – мама с облегчением вздохнула, она была наслышана от старожилок о приходящем в поселок торговце. Она посторонилась, и мужчина прошмыгнул мимо нее в образовавшийся проем.
– Бонжур, – сказал он, увидев меня.
– Бонжур, – вежливо ответила я.
Мама указала арабу на табурет у кухонного стола, он робко присел на краешек, сумку поставил на колени, положил на нее худые, маленькие, как у женщины руки и принялся нас рассматривать. Глаза его, казавшиеся на узком темном лице особенно большими и яркими, перебегали с мамы на меня.
– Вотр фий? – спросил он у мамы.
– Да, да, дочка, Маша, Мария, – объяснила она.
– Мария, – произнес араб, растянув мое имя и сделав ударение на последнем слоге. Потом спохватился и представился:
– Азиз, – он приложил ладонь к груди.
– Азиз? – переспросила мама.
– Уи, уи! Сава бьен! – он обрадовался, – А ву?
И взгляд его снова пробежал по маминой фигуре, сверкнул, но мгновенно затих и уткнулся в пол.
– Галя, Галина, – мама слегка качнула головой, словно подтвердила свои слова.
– Галина, – выдохнул Азиз.
– Кофе будешь? – спросила мама.
– А? – Азиз встрепенулся, – кофи? – после чего он застеснялся и его щеки из бронзовых стали темно-кирпичными.
Уж не знаю, что он там себе надумал, после такого предложения.
Мне стало интересно, и я устроилась на табуретке с другой стороны стола, наблюдать.
Не мог же Азиз знать того, что мама подкармливает всех бездомных животных и раздает голодным арабским детишкам булочки своего приготовления.
Как только мы приехали в крохотный горняцкий поселочек, она сразу же расположила к себе местного пса-бродяжку. Этот пес теперь не отходил от нашей виллы, патрулируя ее и облаивая