Само собой. Арсен Мирзаев

галерей

      много Парижа —

      мало меня

      всё больше его —

      всё меньше меня

      пора удирать

      не то

      через пару недель

      от меня совсем ничего

      не останется

      кроме пары портретов

      работы

      Дронникова Николая

      а тело бедное

      на атомы разъятое

      дисперсной пылью

      поплывёт над Марной

      и растворится

      в воздухе пастельном

      надышанном когда-то

      Пикассó…

      так что – в дорогу

      собираю книги

      любимый африканский барабан

      (купил у марокканца в Клиньянкуре)

      и —

      самого себя…

      но что готовит мне

      промозглый Петербург?

      чем встретит он того

      кто стал огромным

      вместилищем

      небесного Парижа

      с иным

      пространством-временем

      внутри?

      не выйдет ли Нева из берегов?

      не хлопнется ли в обморок Фонтанка?

      не пересохнет ли от зависти Канал?

      не взбесится ли Мойка от расстройства?..

      «Париж – огромный СЕНОВАЛ…»

      Париж – огромный СЕНОВАЛ,

      набитый Сеной.

      я сновал

      туда-сюда. я ночевал

      с клошарами под Новым мостом.

      тепло, уютно.

      очень просто:

      входи в Париж, ложись на сеновал  —

      и попадёшь туда, где не бывал

      и в снах —

      на небеса, к примеру.

      а может быть, и в Тартар.

      но на веру

      ты больше ничего не принимай,

      поскольку Парадиз – не значит «рай»,

      а Тартар здесь совсем не «ад кромешный».

      и тут равны и грешник, и безгрешный.

      и этот адорай sur Seine (на Сене)

      с тех пор так и живёт во мне, Арсене…

      смерть в Париже

      к Богу

      дорогой звуков

      затихающих постепенно…

      «меня чуть не закрыли в том саду…»

      меня чуть не закрыли в том саду

      на avenue Victoria.

      успел

      едва-едва, признаться.

      подбегаю

      ко входу.

      там мадам из эбонита —

      служительница, видимо, – с ключами.

      с трудом

      уговорил открыть ворота.

      недавно

      я тут сидел с маэстро Новаковским.

      он стал экскурсоводом.

      в рот ему

      печальные германские евреи

      глядят и головами в такт кивают.

      а он всё говорит и говорит

      о Генрихе, Людовике, о славе