Она взяла косметичку с туалетными принадлежностями и направилась следом за Жюстиной к душу, единственному в дисциплинарном корпусе. Ровно десять минут, чтобы смыть скверну прошедшей ночи. Кабинка была чистая, тело и дух возвеселились. Ни запах дешевого геля, ни шампунь, едкий, как растворитель, – ничто не могло это веселье омрачить. Марианна могла провести там хоть целый день.
– Марианна! Прошло уже четверть часа! Пора выходить… Ты не одна, мне и других нужно отвести в душевую!
Она с неохотой закрыла кран, наскоро вытерлась. Задержалась перед раковиной, расчесать короткие волосы, такие же черные, как глаза. Мельком взглянула на себя в зеркало. Лучше не смотреть. Вышла к Жюстине в коридор.
– Выведешь меня на прогулку?
– Марианна, не начинай, пожалуйста. Ты знаешь распорядок не хуже меня.
В дисциплинарном блоке полагалась одна прогулка, после полудня, час, и не более того. Жюстина не уступит, и надеяться нечего. Вот и решетка. Мерзкая камера разинула пасть, словно гигантский членистоногий монстр.
– Посидишь немного со мной? – робко спросила Марианна.
– Пять минут, не больше, – сжалилась охранница.
Это и так сверх ожиданий. Только с ней Марианне было приятно общаться. Женщины уселись рядышком, у стены.
– Ну и вонища же тут! – заметила Жюстина.
– И не говори! Не могла бы ты меня перевести в другую камеру?
– Нет, директор лично приказал тебя запереть здесь… Для острастки, чтобы ты наконец унялась и не нарывалась!
– Ну, поглядим… Плохо он меня знает, этот болван!
Марианна умолкла, насторожилась.
– Слышишь? – прошептала она.
– Что?
– Поезд, что же еще!
Жюстина тоже напрягла слух, и ей показалось, будто она различает отдаленный рокот.
– Как всегда, фанатеешь от рельсов, а?
– Как всегда… Если я когда-нибудь выйду, то первым делом сяду в поезд…
Если выйду когда-нибудь.
– Будешь осмотрительней – рано или поздно выйдешь, – заверила надзирательница.
– Скажешь тоже! Мне тогда стукнет шестьдесят, и на голове ни волоска не останется… Это будет в… две тысячи сорок пятом… Вот хрень! Просто научная фантастика! Две тысячи сорок пятый год…
– Может, тебя выпустят и до того, как тебе исполнится шестьдесят. Если не добавишь еще наград к своему послужному списку!
– И когда? Лет в пятьдесят, ты хочешь сказать? И что это меняет?
– На десять лет меньше; думаю, это меняет все.
Обе замкнулись в долгом молчании, как будто мало им было тюремных стен.
– Еще поезд… – прошептала Марианна. – Товарняк.
– Как ты их различаешь? – удивилась Жюстина.
– Он звучит по-другому, не так, как скорый! Ничего общего…
– Почему ты так любишь поезда?
– Всегда любила… Слушать, как проходит