Весь день Каэл то рисовал какие-то наброски на коленях, то что-то старательно вычерчивал на широких листах, разложенных прямо на полу посреди каюты.
Поначалу Селина смотрела в окно, желая пройтись вдоль пологого берега реки, что в сложившейся ситуации могло быть небезопасно, да и по большей части невозможно. Представлялось не самым лёгким занятием даже сойти с судна.
Девушке было тяжело сидеть молча, да ещё и в тишине, но она не хотела отвлекать Каэла. Тогда он, чувствуя её настроение, сам начинал отвлечённые, но порой так многое говорящие о человеке разговоры, казалось бы, о самом обычном и простом, но о таком важном, каждый раз выводящие девушку на бурное обсуждение той или иной темы. Она порой останавливала себя, но Каэл каждый раз поддерживал разговор, чему Селина была несказанно рада, продолжая рассуждать, всплёскивая руками и расхаживая по небольшой каюте. Но всё же, и уставая поддерживать безудержный поток речей и мыслей, и переживая, что может отвлекать Каэла, Селина начинала напевать мелодии, которые впоследствии, когда девушка забывалась, словно уходя в них, как бы проигрывая их интонациями, мимикой и жестами, становились всё громче, – и вскоре девушка пела то забавные и задорные, то грустные песни, первые из которых, судя по всему, нравились ей гораздо больше.
Каэлу казалось приятно непривычным выполнять чертежи не в тишине, которая, бывало, словно плотным одеялом накрывала юношу, не пропуская свежий воздух новых мыслей, чувств и идей, ещё быстрее утомляя его наступающей духотой. Тогда юноша всегда прекращал работу и выходил из комнаты, оставляя настежь распахнутое окно, на улицу, вдыхая свежие порывы ветерка. Но рядом с Селиной ему стало гораздо легче. Он чувствовал какое-то участие с её стороны, делился с девушкой своими размышлениями и находил решения, к которым вряд ли смог бы прийти в одиночку, ведь иногда, проговаривая мысли и делясь ими с кем-то, мы и сами приходим к ответу или новому вопросу, который, быть может, окажется не менее важным, чем ответ, – но всё это благодаря участию другого, пускай и немому. Однако, говоря про Селину, чувствуя такие моменты, когда юноше надо было поразмышлять самому, она опускала слова, позже восполняя этот пробел, но чаще девушка поддавалась бурным обсуждениям вместе с Каэлом, а обладая чувством прекрасного, порой и подталкивала его к новым впечатляющим идеям.
Вообще девушка была невероятно артистична. Она с лёгкостью поддавалась настроению песни или какого-то рассказа. Она могла быстро и вполне естественно входить, казалось, в любую роль, с точностью порыва передавая чувства.
И вот вновь наступил вечер, сквозь приоткрытую створку окутывая своей влажной прохладой небольшую каюту, временные хозяева которой уже потушили свечу, сняв с окна плотную ткань, не пропускающую в помещение холодный ночной свет, приумножающийся отражениями от перекатов водной глади.
– А как ты узнал об этом? – осторожно спросила Селина, взволнованно и немного виновато, оборачиваясь к юноше.
Они