– Могу, я-то как раз могу, – больше он ничего не мог сказать, собирая последние усилия воли, чтобы сдержать слезы. Но они, не спросясь, уже катили по его щекам.
Священник весь как-то осунулся, окончательно потеряв свой еще недавно величественный вид.
– Что с вами, батюшка? – прошептала испуганно Лиза.
– Ничего, – ответил он, – прихожу после службы домой – а там ничего. Одни развалины. Нет больше моей доченьки, нет моей доброй Танюшки. Я говорю: «Господи, почему дитя мое там, под развалинами? Почему не я?» Почему? – требовательно обратился он уже к Лизе.
– Не знаю, – ответила Лиза, с жалостью посмотрев на священника.
– Вот и я не знаю, – печально вымолвил священник, и Лиза в смущении отошла.
Лиза решила дождаться, когда закончится вечерняя служба, и подойти опять к священнику. Из разговоров с одной прихожанкой она уже знала, что священника зовут Всеволод. Он вдовец. Жил вместе со своей взрослой дочерью, в которой души не чаял. Есть у него еще сын, он на фронте, и от него вообще никаких вестей нет. Вот уже неделя, как его дочь погибла в собственной квартире при бомбежке. Сейчас батюшка живет при храме, но тут очень холодно. Часто голодает, так как отдает свою хлебную пайку другим голодающим.
Отец Всеволод вышел из храма, Лиза решительно подошла к нему и сказала:
– Батюшка, пойдемте ко мне жить. У меня свободная комната. Я буду о вас заботиться. Вы мне нужны, а я вам. Ведь так?
Отец Всеволод внимательно посмотрел на Лизу и кивнул головой. Помолчав немного, добавил:
– Да, пожалуй, мы друг другу нужны.
Работала Лиза в госпитале с утра и до вечера, выходные выпадали редко. Но теперь после работы она спешила домой. Капитан оказался прав. Благодаря работе в столовой госпиталя, она не только сама не померла с голоду, но и поддерживала свою соседку с двумя ее детьми. Дело в том, что когда после работы она чистила кухонные котлы из-под каши, то поскребки со стенок котлов ей разрешали уносить домой. Набиралось поскребок по полбидончика и больше. Вот этими поскребками и спасались от голода.
Отец Всеволод старался каждый день ходить на службу в собор. Но делать это становилось с каждым днем все труднее. Болели застуженные ноги. Сказывался каторжный труд на Соловках, где по колено, а то и по пояс в холодной воде приходилось вылавливать бревна. Да к тому же после гибели дочери, на нервной почве, он стал слепнуть. О нелегкой судьбе отца Всеволода Лиза узнала из бесед, которые они проводили долгими зимними вечерами.
В двадцать пятом году отца Всеволода по обвинению в контрреволюционной деятельности приговорили к расстрелу, который заменили десятью годами Соловков. Хотя вся его контрреволюционная деятельность заключалась в том, что он выступил против передачи храма обновленцам. Когда умерла его жена, их малолетние дети были определены в детский дом. После Соловков