– Совиное вече рассудило, что одну из двух этих стихий следует изъять. Оставить они постановили ту стихию, которую сочли более значимой. Звезды ликовали, когда Судьба была уничтожена. Разорвана на куски клювами и когтями.
– И никто не пытался остановить это? – спросил звездный купец.
– Луна могла бы, конечно, но ее в ту ночь не было. Они выбрали безлунную ночь для жертвоприношения. Никто не посмел вмешаться, кроме маленькой мышки, которая унесла сердце Судьбы и сумела сберечь его, – путешествующий сделал глоток вина. – Совы в своем торжестве не заметили мышь. Филин, которому достались глаза Судьбы, обрел небывалую зоркость и был коронован как Совиный король.
В этот момент за окном, в ночи, раздался какой-то шум, то ли ветер завыл, то ли захлопали крылья.
Путешественник подождал, пока шум смолкнет, и только потом продолжил свою историю.
– Звезды на небесах, довольные собой, облегченно вздохнули. Но они видели, как Время, с разбитым сердцем, проходит в сокрушенном отчаянии, и, в конце концов, усомнились в том, что когда-то считали неоспоримым благом. Они видели, как корона Совиного короля передается от совы к сове, то ли благословение, то ли проклятие, ибо ни одно смертное существо не вправе обладать таким зрением. Звезды по-прежнему мерцают от неуверенности, даже сейчас, когда мы сидим здесь под ними.
Путешественник допил остатки вина в своем бокале и сказал, завершая историю:
– Так что, как я уже сказал, звезды меня не интересуют. Они созданы из злобы и сожалений.
Звездный купец никак не отозвался на это. Мешок его, расшитый созвездиями, тяжко лежал у огня.
Путешественник поблагодарил торговца звездами за вино и компанию, торговец ответил ему тем же. И, прежде чем уйти, путешественник, склонившись, прошептал торговцу на ухо:
– Но иногда Судьба снова берет себя в руки, а Время всегда ждет.
На этом путешественник покинул купца, который остался один, глядя на огонь и попивая вино.
Утром, когда звезды, под строгим взглядом Солнца, кто куда разбежались, купец осведомился у обслуги, уехал ли уже путешественник, есть ли у него время, чтобы проститься, как полагается.
Ему вежливо ответили, что кроме него в эту ночь в таверне других гостей не было.
Закери Эзра Роулинс сидит на бархатной банкетке в самом затейливом из виденных им когда-либо лифтов и раздумывает, лифт это вообще или неподвижная комната, оборудованная так, чтобы человек в ней чувствовал себя как в лифте, потому что он сидит там уже целую вечность.
Его занимает, возможен ли внезапный приступ клаустрофобии, причем контактные линзы напоминают ему о том, почему он так редко их надевает. Гипотетический лифт гудит и время от времени судорожно дергается, что сопровождается скребущим звуком, так что, возможно, все-таки движение происходит, к тому же в желудке такое ощущение, словно эта золоченая клетка