– Да ты, я вижу, никак не уймешься! – взорвался Поставец, от его благодушия не осталось и следа. От его возгласа все вздрогнули, а мелюзга со страху вновь превратилась в щепки и веточки. – Умничать тут удумал! Молод ещё нас учить, законы старика Рода хулить, крамолу супротив древних правил плести. А посему считаю, что рано тебе лесом заведовать. Верно я говорю, нелюди добрые?!
– Верно! Верно! Вернее некуда! – дружно поддержали теремного домовые, гуменные, хлевники и другие горожане, а особенно те деревенские старосты, у которых упрямость лешего как кость в горле встала.
– Может дать шанс парню?! Может повременить?! – раздались пара голосов со стороны домовых-мастеровых.
– Все мы тут не святые, – проворчал водяной Тритоха, закадычный дружок Бульгуна.
– И ничего святого у нас нет! – выпалил Стопарь, опять же больше для того, чтобы внести смуту на сходе.
– Может мы его на поруки возьмем? – подал голос Совун, так, больше для формальности. Понимал он, что Бульгун себе приговор уже подписал.
Такие серьезные вопросы как лишение кого-либо своей вотчины решался на сходе исключительно общим голосованием. Этот обычай ввел сам Поставец, чтобы не брать на себя единолично ответственность за то или иное решение.
Петухи прокукарекали второй раз.
– Итак, давайте голосовать, честной народ! – поглядывая на забрезжившей на востоке рассвет, предложил теремной. – Кто за то, чтобы отлучить Бульгуна от леса, поднимите свои… э-м… конечности.
Поднялось много ручек, лапок, клешней, веточек, кисточек, коготков, еловых лапок и ещё разных культяпок.
– А кто против?
«Против» подняли руку только Тритоха и Стопарь и то, последний больше из вредности, чтобы досадить теремному за его окрики. Согласитесь, не многу толку от этого их демарша, зато атаману злыдней весело.
Многие не подняли свои конечности ни «за», ни «против», так сказать «воздержались». Они считали это слишком суровым наказанием для Бульгуна, но и как отчаянный Стопарь, не решились в открытую противопоставить себя Поставцу. Со злыдня-то взятки гладки, а им могли и не простить. Поставец заприметил таковых среди мастеровых, водяных и почти всех леших (эти может быть даже и против проголосовали, но уж больно были рассержены на Бульгуна за то, что он их артель своим непонятным альтруизмом опозорил). Тем более в свете последних событий им работенки и на своих наделах хватит с лихвой, а тут ещё, к гадалке не ходи, понятно что с наделом Бульгуна станется.
Теремной на «воздержавшихся» зла не держал, он их даже где-то понимал,