Несмотря на солидный возраст, многочисленные прожитые столетия никак не отразились на его мыслительной деятельности. Обычно безжалостное время отнеслось лояльно к умственным способностям болотного, поэтому уже и женатым он мыслил, именно мыслил, а не вспоминал мучительно куда и что положил.
Жена помогала вести хозяйство, благо на зыбучем болоте мороки не много, нервы ему лишний раз не трепала, что позволяло ему продолжать заниматься любимым делом – размышлять обо всем в этом безумном, безумном, безумном, безумном (на его взгляд) мире. Единственная дочь радовала единственный глаз старика и это было единственным из того, что радовало Зыбуна.
Остальные же соседи-полуночники его только нервировали и расстраивали. Не был исключением и Бульгун. Точнее он был одним из первых в мысленно составленных болотником списках тех, кого бы он хотел видеть на своем болоте в последнюю очередь. Перед Бульгуном в этом списке стояли только люди, все как один, без исключения. Как болотному примерещилось, заглядываться на Нимфею стал этот лесной оболтус. Если у людей «коли мерещится – крестись», так вот болотный считал, коли почудилось, значит так он и есть на самом деле. Не зря он столько прожил, зрел в корень. В купе со скверным характером Зыбуна, данное подозрение делало лешего вообще персоной «нон грата» на болоте.
Тут, как понимаете, вообще все плохо.
На фоне любовных переживаний и вытекающих из вышесказанного о болотном расстройств и получился тот самый нервный срыв у Бульгуна на Большом сходе.
Лешие в амурном плане существа и так чересчур застенчивые, а тут ещё и такая напасть приключилась. Кому он теперь нужен будет – леший без леса. Перекати поле.
Эх и сдалась ему эта Нимфея!
А что вы хотите? Сердечку, пусть выглядящему и функционирующему не так как у людей, все одно не прикажешь.
Глава 3. К нам едет, ведьмак
Вечер переставал быть томным в свете последних новостей.
Как и опасался Поставец, дурная примета сработала по полной программе. Накликала, зараза, беду откуда не ждали.
Плохую новость с дальнего кордона, сорока на хвосте принесла. Теремной долго мусолил сорочьи перья, разбирая корявый почерк заставного. Птица сидела смирно, не гоношилась, нутром чуяла с кем имеет дело. Прочитав донесение Поставец ругнулся негромко и, отпустив птицу, созвал близких соратников на чрезвычайное совещание. По такому делу Большой сход собирать было нежелательно, и вообще, чем меньше будет знать нелюдей о возникшей проблеме, тем лучше. Правда, как ни старайся утаить, всё равно скоро вся братия полуночная узнает об этой незадаче – земля, особенно в их среде, быстро слухами полнится.
На совещание в чулан к теремному мигом явились Расторопша, Кочерга, Веретено и Ухват. Во-первых, эти четверо могли держать язык за зубами, а во-вторых с ними можно было посоветоваться как быть и получить вполне разумный совет.
Когда все собрались, теремной заявил:
– Я