Иногда, вспоминая об отце, я думаю – а не ошибалась ли я в его оценке? Я помню, что к нему в гости захаживал Натан Богораз[3], и они с отцом подолгу разговаривали на иврите, рассуждая на библейские темы – Богораз был отъявленным атеистом, а мой отец, как я уже говорила, старостой хоральной синагоги. Если же отец был настолько практичен, как я думала всегда, то что же интересного находил в нем Богораз, писатель и поэт, в котором практичности не было ни на грош? Не за чаем же с бисквитами он приходил в наш дом!
А вы знаете, что то самое благотворительное еврейское общество, председателем которого был отец, купило чеховский дом? Тот дом, что был построен отцом Антона Павловича. Купец Селиванов, которому дом достался за долги, продал его втридорога – ему дом достался за шестьсот рублей, а получил за него пять тысяч! – а благотворительное общество устроило там еврейскую богадельню.
Маму не интересовали ни библейские темы, ни богадельни – все это было слишком серьезно или слишком приземленно для ее романтического характера. В детстве я очень хотела быть похожей на маму – романтизм ее казался мне привлекательным. И потом, мама была красива. Бэлла пошла в нее, а я настолько похожа внешне на отца, что один мой знакомый, увидев как-то фотокарточку отца, решил, что видит мой снимок в гриме для мужской роли! Но внешность, которая у мужчины расценивается как привлекательная мужественность, для женщины является почти что уродством.
Мама не особенно внимательно занималась нашим воспитанием, а тем более – образованием. Няни, горничные, гувернантки, бонны, приходящие учителя – в общем, весь штат полагающихся небедному дому «людей» был в нашем распоряжении. Контролировал все отец. Ну а мама читала книги, составляла букеты, музицировала и мечтала. Вот за чем она следила, так это за нашей одеждой, особенно у девочек. И естественно, мы должны были быть умыты и сыты. Все остальное в ее представлении складывалось само собой. Легкость и поразительную неловкость в отношении быта я унаследовала от нее. Жаль, что к этому не прилагался нос.
От матери же я унаследовала любовь к чтению. Отец, читающий Тору и канцелярские книги, никак не мог вдохновить на чтение, но мама…
Знаете, когда она прочла в газете о смерти Чехова, то кричала и плакала. Она не представляла мира без Чехова, без его книг. Мне было восемь лет, и я изрядно испугалась, услышав крики матери и надрывный плач. Узнав, в чем дело, я схватила первую попавшуюся книгу Чехова и убежала в парк – читать. Я часто читала в парке, там меня никто не видел. Если я плакала над книгой дома, то меня