– Дело, которое я хочу вам поручить, обстоит таинственным образом. Стоит заметить, что многие даже отказываются слушать мои речи, ссылаясь на неотложную занятость или на помутнение моего рассудка. Насколько же заносчивы, эти ленивые недальнозоркие ищейки, и представьте себе, они еще и ко всему прочему во всем произошедшем обвиняют меня. Обвиняют того, кто темными ночами не спит, кто обшаривает все злачные кварталы города и…
– Ближе к делу. – деликатно перебил его Чарльз Одри.
– Да-да, конечно. – согласился юноша смиряя свой разрастающийся пламенный пыл. – Это злосчастное действо произошло примерно три дня назад. Я работаю, или вернее работал, в магазинчике на улице Доратенью по пятой аллее Тайм-Сквер. И рядом со мною в угловатом цветочном закутке продавала сложенные в букеты цветы, одна юная обворожительная леди по имени Эмма. Ее фамилия и родословная к моему глубочайшему несчастью, не будут мною раскрыты. Но именно она уже три дня числится бесследно пропавшей беглянкой.
Кладовщик черканул убористым почерком на выдранном из блокнота клочке бумаги пару строф и вслух добавил от себя некоторый комментарий.
– Женщины, продающие цветы, насколько я смею себе заметить, всегда изысканы, привлекательны, ухожены, в общем, солнечно воздушно красивы. Вокруг их живо благоухают напыщенные цветы, витают в окружающей атмосфере приятные околдовывающие ароматы. Приятнее всего наблюдать за тем, как изящные тонкие женские пальчики завязывают лоскутную ленту на фольге слагаемого букета столь аккуратно, столь ласково, в общем, со всей возможной нежностью. Должно быть в это время цветы завидуют более совершенным созданиям, чем они, которые столь лестно ухаживают за медленно умирающими бутонами. – тут уголки его рта невольно поползли вверх. – Наверняка цветы надоедают тем прелестным особам хрупкого пола, и их кавалерам приходиться изрядно призадуматься об искушенном предмете ухаживания, о том каким новым дарением удивить столь обогащенную красотою женщину, живущую среди стольких невинно белых и страстно алых роз и других не менее райских цветов.
Эрнест, слушая словесные мысли детектива, ненавязчиво погрузился в потерянные терзаниями воспоминания.
– Вы, несомненно, правы, Эмма была для меня полубожественной дриадой. Она светлое чистое невинное создание. Стройная фигура ее напоминала стебель нераспустившейся розы, белокурые волосы ее лоснились лепестками раскрывшегося желтого тюльпана, и белоснежное матовое личико, словно оттиск белой лилии, внушало благоговейное подобострастие. Помню необычайно величавые глаза, не отставляющие равнодушным, они завораживали меня бездной первозданной красоты в вихре дум немыслимых сравнений. Когда я с наглым воздыханием засматривался на свою нимфу обожания, подобно ей я робко смущался,