– Куда же ты в такую рань? – неуверенно спросила заплаканная мама.
– Пока доеду, будет в самую пору, – не отступал отец.
Несколько позже всё это мне рассказал Слава, который тоже волновался и не спал всю ночь.
Наверно, не стоит здесь рассказывать о стандартном, в таких случаях, поведении милиции, соседей, друзей. Было много советов, предположений и предложений о помощи.
Вскоре возле нашего дома появилась цыганка Клара и рассказала маме и папе историю с исчезновением их сына.
Беспокойство родителей несколько уменьшилось, но появилось чувство злости и наказания.
Я чувствовал себя на седьмом небе. Всё, о чём я часто грезил, получил сполна. Езда в кибитке, цыганские песни, ночные костры и еда, не похожая на привычную еду, домашнюю. И свобода, отсутствие обязанностей! Хотя, конечно, цыганские ребята занимались какими-то делами и помогали взрослым. В основном, это были: уход за конями, их выпас, купание, ремонт сбруи. Я постоянно набивался к ним в помощники, но мне твёрдо отказывали, разрешая иногда подержать поводок. Я не знаю, почему они так поступали, но мне было обидно, и у нас часто по этому поводу возникали споры. Моя новая рубашка стала чёрной от дыма костров или от грязи тряпок, на которых мне пришлось спать. Новые сандалеты я где-то потерял, а может быть, их кто-то присвоил, и ходил я босиком, часто накалываясь на что-то острое.
Мы переместились довольно далеко от того места, где я стал «цыганом». Мне было неизвестно название населённого пункта, возле которого цыганы разбили свой лагерь и я начал размышлять, как теперь я буду возвращаться домой.
Через три дня к табору подкатил мотоцикл с коляской, на котором сидел милиционер и мой родной отец.
Рассказывать долго о том, как произошла встреча, не стоит.
Я с группой моих грязных сотоварищей, молча, стоял, не догадываясь о том, что сейчас со мной будет.
– Ну, выбирай, отец, – обратился к моему отцу милиционер. А папа, то ли, не узнав беглеца, то ли ещё не придумав, как со мной обойтись, осматривал меня с головы до ног.
Милиционер зашёл внутрь палатки и долго там общался с цыганом. Разговор с Романом сначала был спокойным, потом перешёл на повышенные тона. После нескольких минут затишья из палатки вышли милиционер с Романом и, пожимая друг другу руки, начали прощаться. Я не знаю, как они разрешили ситуацию с моим «оцыганиванием», но разговора между ними больше не было.
– Ну что, отец, – обратился к папе милиционер, – будешь сыночка забирать домой?
– Надо забрать, – ответил тот, – может быть, ещё пригодится.
Я не знаю, что передумал мой отец за те несколько минут, пока милиционер был в палатке, но он не сказал мне ни слова: не ругал, не упрекал, не спрашивал.
Я смотрел на его лицо и ожидал услышать крепкое словцо или даже получить хорошую оплеуху, но увидел там странное и непонятное перевоплощение чувства злости в умиротворённое состояние. Он взял меня за руку и посадил в коляску. Цыганята запрыгали вокруг, пытаясь дотронуться до моего тела. Они полюбили меня и так выражали свои чувства. Один из них откуда-то принёс