Петрович. Повесть-сказка. Мария Крылова

горел ярко, потрескивая веточками и попыхивая смолой. Первые минуты привала Петрович от души забавлялся тем, что просил у волшебной сумки всякую всячину: сухие ветки, спички, тёплые одеяла, высокие непромокаемые сапоги… Он выяснил, что сумка давала не всё. Она не отреагировала на просьбу о куске копчёного мяса и сухом доме с прочной крышей. Как пояснил Га, мяса в этой стране вообще не ели (ведь нечестно убивать тех, кто всё понимает и разговаривает, а все животные здесь были разумны), доставлять же что-то из мира Петровича сумка была неспособна. Кроме того, она могла дать только те предметы, которые помещались в ней, так что какой уж тут дом…

      Забава быстро надоела. Путники перекусили, высохли и согрелись, и жизнь стала казаться Петровичу уже не такой беспросветной. Мальчик внимательно наблюдал за Люсей. Она успокоилась, перестала плакать, только смотрела по-прежнему тоскливо. Петрович вспомнил тот яркий приступ жалости к ней, желания защитить, оправдать, который испытал при встрече с Учёными. А сейчас жалость к маленькой беременной женщине боролась в нём с обидой. Нет, не на неё! От мысли, что это возможно, сразу становилось стыдно. Она-то при чём? Обидно было, что его спутником оказалась именно Люся. Ведь мог бы быть кто-то сильный и умный, кому было бы под силу и Охотников победить, и Петровича защитить. Мог бы…

      Нет, не мог! В его ненормальном мире, все пороки которого он знал намного лучше своих более благополучных ровесников, не мог быть абсолютно добрым сильный и смелый человек! Не мог быть добрый человек нормальным! Лишь больной оказывался способен сохранить добро в своей душе! Больной душой. Такой, как Люся… То, что она не совсем нормальна, было очевидно, стоило только заглянуть в глаза женщины. Вот только он сам не соответствовал этой истине. И снова ощущение ошибки, совершённой Гонцом Тиром, закралось в мысли Петровича.