– Если вы так относитесь к жизни – почему хотите, чтобы она по-другому относилась к вам? – ответил доктор.
– Вы так говорите о жизни, как будто она какое-то одушевлённое существо, – усмехнулся Морис, – обладающее, к тому же, логикой и чувством справедливости.
– Думаете, это не так?
– Думаю, что в этом слишком много надуманного. Я вот не верю ни в то, что жизнь логична, ни в то, что она справедлива.
– Многие говорят, что жизнь несправедлива. Я же нахожу, что жизнь в высшей степени справедлива, и то, что она оказывается несправедливой для тех, кто не верит в её справедливость, – является лучшим доказательством её справедливости. Если вы не цените жизнь – она рано или поздно вытрет о вас ноги.
– Но многие люди её ценят, и с ними всё равно случаются несправедливые вещи, – возразил Морис. В памяти встало добродушное, весёлое лицо Эрванда-Старшего. Аккуратные стеллажи книжного магазина, между которыми он любил бегать ребёнком. И другая картина – страшная, которую он обычно предпочитал не вспоминать.
Доктор покачал головой.
– Разве вы можете видеть все причинно-следственные связи явлений на всех уровнях информационной структуры, чтобы судить о том, справедливо или нет случившееся? Вы даже картину своей судьбы не можете видеть целиком – так как можете рассуждать о судьбе других людей?
– Вы имеете в виду – человек всегда получает то, что заслуживает? Даже когда он не подозревает, что заслужил именно это и почему?
– А вы не беспокоитесь за своего брата? Ведь сейчас время позднее, а он, говорите, «шляется» невесть где. Почему бы вам не поинтересоваться, что с ним?
– Это совет?
– Да, вы же попросили. Я не отказываю в просьбе, когда меня просят напрямую. Позвоните брату. Прямо сейчас.
Морис заколебался. Вынул из кармана жилета меатрекер. На дисплее светился пропущенный вызов. Глянул. Тэйсе. Сердце кольнуло. Брат обычно звонил ему только затем, чтобы заявить, что не придёт ночевать – всегда безопеляционным, вызывающим тоном. Морис представил этот полупьяный голос на фоне хриплого говора его дружков и взрывов смеха, бросил меатрекер обратно в карман.
– Не сейчас, пожалуй.
Поднял голову, почувствовав на себе взгляд. Зелёные глаза собеседника смотрели на него очень пристально.
– Извините.
– Мне не в чем вас извинять. Вы вольны делать что вам угодно.
Морис вздохнул. Когда они прощались, ему показалось, что в ясных, нефритовых глазах его странного собеседника скользнула тень сожаления. А быть может, это была просто игра света и тени.
***
Снежная ночь кралась по улицам Анвера, залегла глубокими тенями Госпитального сада. Старинное здание госпиталя было погружено в тишину и во тьму, и лишь в одиноком окне флигеля горел свет.
Вечность – она другая, чем ты себе представлял, когда она казалась тебе невозможной.
Для брата Шэйллхэ Вечность имела привкус