– Ты зайди ко мне в Б-310, правую, числа 16-го, если хочешь. Но и то, я думаю, зря это будет.
Заходил Батурин 16-го. Ничего это не изменило.
Командир улетел с первой группой квартирьеров в двадцатых числах мая. Мартынов Григорий, студент, с которым познакомился Олег в профилактории и который пригласил его поехать в отряд с ним, улетел со второй. Так что рекомендации Григория Олега Кариму – не сработали.
Связи оборвались…
В этот же день, пройдя по дальней от Актового зала лестнице, Батурин всё же осмелился повернуть к нему, сверкающему взорванными кострами ослепительных люстр. Там снующие туда-сюда студенты усаживались в удобные, обитые золотистым бархатом кресла.
Олег удивлялся взбесившемуся сердцу, стучащему в грудь изнурти мощными, когтистыми лапами взбудораженного зверя. И если предзальный хаос постепенно переходил в порядок, то в Олеге, наоборот, усиливалось только первое.
Перед распахнутыми резными дверями зала на инкрустированном ценными породами дерева паркете веером разбегались столики с табличками названий университетов и институтов: МГУ им. М.В.Ломоносова, УДН им. П. Лумумбы, МАИ, МЭИ, МИИТ, МХТИ им. Д. И. Менделеева… Подходивших к столикам студентов магическими взглядами пожирали виртуозно откосметизированные глаза супергёрл – девушек, членов регистрационной комиссии.
– Счастливчики! – сквозь зубы процедил Олег, проходя мимо достойно склонявшихся к ослепительным красавицам всё прибывавших и прибывавших делегатов съезда.
«Да здесь не только сборище бойцов ССО МГУ», – ещё больше раздражаясь, говорил сам себе Олег, продолжая внимательно рассматривать таблички на столах и занятные эмблемы на рукавах бывалых бойцов: «МВТУ им. Баумана», «МЭИ», «МИСИ». Броские, экзотические рисунки, загадочные и молчаливые как древние письмена – свидетели минувших походов – надписи на спинах стройотрядовских костюмов бойцов: «Харабали», «Ахтуба», «Эврика», «Кентавр», «Квазар», – пёстрым калейдоскопом грудились, слипались, а затем вновь рассыпались мозаикой в огромном пенале Актового зала. Глаза Батурина метались, как сорванные ветром листья, не находя ни одного уголка, где им можно было бы остановиться. Освещённое светом люстр и внутренним волнением лицо юноши не скрывало осознаваемого им самим чувства воришки, попавшего на чужое торжество. Страх быть пойманным и выпровоженным боролся в нём с желанием увидеть, узнать, и, может быть, найти здесь что-то и для себя. Об этом говорили его по – детски прикушенные губы, нервно дёргавшиеся подвижным левым уголком. Смещаясь вверх и влево, они словно пытались удержать не слово – крик, готовый вырваться наружу и выдать Олега с головой. И сколько ж было силы и боли в этом глухом невырвавшемся наружу крике!
«Бойцы, я хочу с вами!