Долины те ж и горные хребты;
Еще досель в прозрачный час заката
Глядит скала, сиянием объята,
На пену волн Эгейских с высоты.
Под пихтою душистой и красивой,
Под шум ручьев, разбитых об утес,
Отрадно верить, что Сатурн ревнивый
Над этою долиною счастливой
Век золотой не весь еще пронес.
И чудится: за тем кустом колючим
Румяных роз, где лавров тень легла,
Дыханьем дня распалена горючим,
Лобзаниям то долгим, то летучим
Менада грудь и плечи предала.
Но что за шум? За девой смуглолицой
Вослед толпа, все празднично кругом,
И гибкий тигр с пушистою тигрицей,
Неслышные, в ярме пред колесницей
Идут, махая весело хвостом.
А вот и он, красавец ненаглядный,
Среди толпы ликующих, Лией,
Увенчанный листвою виноградной,
Любуется спасенной Ариадной,
Бессмертною избранницей своей.
У колеса, пускаясь вперегонку,
Нагие дети пляшут и шумят;
Один припо́днял пухлую ручонку
И крови не вкусившему тигренку
Дает лизать пурпурный виноград.
Вино из рога бог с лукавым ликом
Льет на толпу, сам весел и румян,
И, хохоча в смятенье полудиком,
Вакханка быстро отвернулась с криком
И от струи приподняла тимпан.
Аполлон Бельведерский
Упрямый лук, с прицела чуть склонен,
Еще дрожит за тетивою шаткой,
И не успел закинутый хитон
Пошевелить нетронутою складкой.
Уже, томим язвительной стрелой,
Крылатый враг в крови изнемогает,
И черный хвост, сверкая чешуей,
Свивается и тихо замирает.
Стреле вослед легко наклонено
Омытое в струях Кастальских тело:
Оно сквозит и светится – оно
Веселием триумфа просветлело.
Твой юный лик торжествен и могуч, –
Он весь в огне живительном и резком:
Так солнца диск, прорезав сумрак туч,
Слепит глаза невыносимым блеском.
Венера Милосская
И целомудренно и смело
До чресл сияя наготой,
Цветет божественное тело
Неувядающей красой.
Под этой сенью прихотливой
Слегка приподнятых волос
Как много неги горделивой
В небесном лике разлилось!
Так, вся дыша пафосской страстью,
Вся млея пеною морской
И всепобедной вея властью,
Ты смотришь в вечность пред собой.
Диана
Богини девственной округлые черты
Во всем величии блестящей наготы
Я видел меж дерев над ясными водами.
С продолговатыми, бесцветными очами,
Высоко поднялось открытое чело,
Его недвижностью вниманье облегло,
И дев молению в тяжелых муках чрева
Внимала чуткая и каменная дева.
Но