– Ск… скз… скзать тебе кое-что, сржант? – разразился он.
– Сэр?
Вся четверка мягко отпружинила от очередной стены и начала следующий тур своего крабообразного вальса по переулку.
– Эт’ город. Эт’ город. Эт’ город, сржант. Этот город – это, ну, того… Женщина, сржант. Вот так-то. Женщина, сржант. Древняя, пьяная в доску, потасканная красавица, сржант. Красотавкоторуювлюбляешься, а потом, потом, потом онадаеттебепинкавзубы… Или в гортань.
– Как это женщина? – уставился на него Колон.
Истекающее потом лицо сержанта все перекосилось от мозгового усилия.
– Это ж восемь миль в ширину, сэр. Еще и река. Много всего, домов и всякого другого, сэр, – справедливо заметил он.
– Э. Э. Э. – Ваймс помахал дрожащим пальцем перед носом у сержанта. – Никогда, никогда, никогда не утврждал, что это маленькая женщина. Честно, ведь не говорил же?
Он помахал бутылкой. Пена его мыслей взорвалась еще одной неизвестно откуда взявшейся мыслью.
– Но мы всрвно им показали! – возбужденно воскликнул он, когда все четверо начали косой откат к противоположной стене. – Мы ведь задали им жару? Научили так, что этот урок они не скора збудут, э-э?
– Этточно, – согласился сержант, но без особого энтузиазма.
Он по-прежнему размышлял над особенностями личной жизни своего непосредственного начальника.
Но Ваймс пребывал в том настроении, когда в подбадривании не нуждаешься.
– Ха! – проорал он в темноту переулков. – Что, не нравится? Жрите эту вашу, вашу, вашу, как ее там… в общем, что хотите, то и жрите! Прячьтесь по своим домишкам, трусы!
Он запустил в воздух пустую бутылку.
– Два часа! – проорал он. – И все спокоо-о-ойно!
Для нескольких теней, изрядное время молчаливо маячивших неподалеку от четверки, эта новость была весьма поразительной. Только чистое остолбенение помешало им проявить свой интерес в более откровенной форме. Эти люди, сразу видно, стражники, подумали тени, шлемы и все остальное у них на месте, только с какой стати они околачиваются тут, в самом опасном районе Анк-Морпорка? Так что они продолжали наблюдать – с зачарованностью стаи волков, не сводящих глаз с кучки овец, которые мало того что сами притрусили на полянку посреди густого леса, так еще игриво бодаются и блеют. В итоге, разумеется, все равно получится баранина, однако покамест по причинам сильного любопытства расправа откладывалась.
Моркоу одурело поднял голову.
– Где мы? – простонал он.
– Идем домой, – просветил его сержант.
Он перевел взгляд на испещренную дырками от арбалетных стрел, изъеденную червями и исполосованную ножами надпись прямо у них над головами.
– И мы идем прямо, прямо, прямо… – он скосил глаза, – по переулку Нежности.
– Переулок Нежности – это не домой, – кисло пробурчал Шноббс. – В переулке