– Расскажи об убийствах.
– Страшное дело, Марин, темное. Точно связано с ритуалами какими-то. Говорят, им сначала руки-ноги отрезали, а только потом головы. И все это – в центре какой-то звезды…
– Пентаграммы?
– Ну да, ее.
– Запрещенная магия, значит…
– Ага, которой вампиры и оборотни, как ты знаешь, не владеют.
Я постучала ногтями по столу, задумавшись. Это правда. Мы и перевертыши сами по себе пропитаны магией, и, скажем так, дополнительные силы нам недоступны. Максимум – вернуться после смерти к членам рода, как Изольда, но обычно хранители – не более чем полезные или, в нашем случае, вредные привидения. Влиять на мир живых они могут только советами. Или заболтать до самоубийства.
Во все времена люди стремились уравнять шансы на выживание, и постигали магию, как белую, так и запрещенную, связанную с такими силами, что даже для нас это – зло. Выходило с переменным успехом. Самый громкий из последних – воцарение тьмы в начале прошлого века. Именно после самой кровопролитной войны в истории всего земного шара мировое правительство составило Международную Вампирскую конвенцию, благодаря которой гонения заведомо слабых смертных должны прекратиться…были. К сожалению, за почти сто лет до Старовельска новые идеи равенства так и не дошли в полной мере.
– Ты был знаком с кем-то из жертв?
– Да, с Ингой. Она училась на курс младше. Иногда пересекались в коридорах. Но мы даже не здоровались!
– Хорошо, но почему ты? Именно ты, Веня? Вспомни, сейчас важна любая мелочь, любая крошечная деталь, которая вывела бы ментов на тебя.
Брат неожиданно горько усмехнулся.
– Я и так знаю. На меня указали, Марин. Игорь.
– Твой лучший друг?!
– Ага. Он – главный свидетель обвинения. Правда, что он там им наговорил, я так и не понял. Но следак особо не скрывал, что он меня «сдал».
Час от часу не легче! Они дружили еще со школы, и, если мне не изменяет память, даже не ругались ни разу!
– Что случилось? Почему он? Как так вообще? – слова закончились, остались только пара непечатных реплик.
– А вот не знаю, Марин. Даже не представляю, что он мог такого сказать. Самому интересно даже.
Мы посидели еще минут сорок, благо, больше конвойные наш покой не трогали.
– Эй, ребенок, не грусти, что-нибудь придумаем!
– То есть ты не уедешь? – непонятно, то ли он надеялся на положительный ответ, то ли боялся его услышать.
– Обязательно уеду. Все уедем, как я уже говорила. Вместе.
Мы снова обнялись, в этот раз гораздо крепче.
По правилам, первой покидала комнату я. Чем и воспользовалась, пока мальчишку не забрали в камеру.
– Послушай, ты, – удлинившиеся когти на руке плотно сжали мужское достоинство конвойного, да так, что и без того слегка навыкате глаза начали почти вывылились из орбит. – Если еще одна гнида тронет моего брата, я вашу чертову богодельню прикрою,