Продолжать разговор с Ружиным не хотелось. В баре мне приглянулась его бесшабашность, граничащая с наглостью, но тогда и его отношение казалось куда более теплым, не чета теперешнему. Нынче же я опасался, что не сдержусь и дам волю раздражению, исподволь захватившему меня. Не будучи энергетическим реципиентом, и сам не собирался дарить кому-нибудь возможность напитываться моими эмоциями.
Самолет, мягко гудя моторами, вплывал в ночь. В воздухоплавании я полный дуб, и не скрываю этого. Для меня так и останется тайной за семью печатями, на чем аппарат держится в воздухе и как можно не сбиться с курса, когда вокруг кромешная мгла. Наверное, в кабине у пилотов есть куча приборов, помогающих придерживаться нужного направления – не знаю. Мне там как-то ни разу не привелось побывать. И сейчас я не собирался приставать к летчику с дурацкой просьбой поучить меня летному мастерству или хотя бы объяснить, для чего нужна вон та кнопочка или вот этот рычажок. Хотя, казалось бы, более удобного момента в жизни уже не представится – в самолете нас было всего трое, так что компанию можно было даже считать теплой, и пилот, скорее всего, снизошел бы до каких-то объяснений. Но я не питал легкомысленных надежд за пару часов, от силы, освоить это непростое ремесло, да и пилот всем своим видом демонстрировал, что в компаньоне не нуждается. Ему вполне хватало своих мыслей и манящих огоньков – над головой и под ногами.
Осознав, что никому в данный момент не нужен и неинтересен, я послал все к чертовой матери, вытянул ноги и, скрестив руки на груди, заснул назло всем.
– Я к конторе, в принципе, никакого отношения не имею, – говорил шофер, увозивший нас из аэропорта. Говорил, словно оправдывался, хотя никто ни в чем его обвинять не собирался. Но такова уж человеческая природа – загодя постараться оградить себя от подозрений в принадлежности к чему-то нечистому. В понимании нашего водилы – а если честно, то не его одного – таким нечистым были органы. Внутренних дел или госбезопасности – неважно, и то и другое одинаково бросало тень на человека.
– А к чему ты имеешь отношение? – лениво поинтересовался Ружин. – Тебя же нам навстречу кто-то направил?
– Шуряк мой направил, – кивнул водила. Он смотрел строго прямо перед собой – туда, куда ехал его старый, громыхающий УАЗ-469. На нас не оборачивался. То ли в целях конспирации, то ли стыдясь своего шурина – поди, угадай. – Он какая-то шишка в ФСБ, вот и попросил – мол, выручи, своих послать не можем, все под наблюдением, а за тобой, говорит, никто следить не будет. Да и правда – кому я нужен со своей развалюхой?
«Уазик» остановился перед гостиницей и дядька-водитель, обернувшись, передал нам толстый конверт и пару паспортов.
– На вас там номера забронированы: Иванов Иван Иванович и Николаев Николай Николаевич. А в конверте – деньги на первое время и какие-то сведения. Так мне шуряк сказал. Ну, покедова.
– Бывай, – кивнул Ружин. Мы с ним уже выгрузились из машины и стояли на площадке перед гостиницей. Рядом лежали пожитки