Мой секретик я заедала мороженым и мандаринами на маленькой бабушкиной кухне, запивала коньяком, который бабушка тайком наливала из папиной бутылки, заглушала звуками доброго певучего голоса:
– Ты самая лучшая, внученька моя золотая, ты самая лучшая.
– Почему же он спит с другими? Почему он уходит?
Она пожимала плечами и, подсовывая мне что-нибудь вкусненькое, говорила:
– Все они такие.
Она всё дела неправильно. Нельзя заедать проблему, нельзя мириться с изменами, нельзя пить коньяк, когда у тебя грудной ребёнок. Но мне это было нужно. И только она смогла мне это дать.
– Прощай, Варвара Филипповна, – сказал Максим, укладывая в гроб огромный букет жёлтых роз, перевязанных чёрной лентой.
– Бабуля… – прошептала я.
Я не знала, что ещё сказать. Гоша молчал, папа молчал, мама молчала. Бабушкины соседки крестились, по очереди подходя к гробу. Свечи догорали.
– Пойдём в машину, – сказал мне Максим. – Ещё кладбище. Потом поминки. Береги силы.
Я заплакала. Беззвучно и некрасиво. Рот скривился в гримасе, глаза опухли. Потом были венки, комья земли, кутья и водка… Мне было плохо. Я чуть-чуть умерла. Я ощущала это физически. Мне было трудно дышать, говорить, думать.
Максим привёл меня домой.
– Поспишь? – спросил он. – Я заберу Матюшу.
– Почему ты сказал мне, что никогда меня не любил?
– Чтобы ты почувствовала, как сильно тебя любила бабушка, и как сильно ты любила её. Ты должна была успеть попрощаться с этой любовью там, в храме.
– Какой ты умный, – сказала я с ухмылкой.
– Я очень хорошо тебя знаю, – напомнил он.
– Ты счастлив?
– Это неважно.
– Ну-ну…
Я свернулась клубком на кровати, прямо в чёрной одежде и траурном шифоновом платке. Мои светлые волосы торчали из-под него во все стороны, заплаканные опухшие глаза закрывались, мне не просто хотелось спать, мне хотелось исчезнуть. Как исчезла бабушка под слоем свежей земли, как солнце исчезает, уходя за горизонт.
– Завтра будет новый день, – сказал Максим, будто читая мои мысли.
– Иди, спасибо, что побыл со мной.
Где-то в прихожей зазвонил телефон, оставленный в сумке или в кармане плаща.
– Принести?
– Ответь сам.
Я закрыла глаза. Обхватила руками подушку. Сквозь навалившийся сон слышала встревоженный голос Максима. Ещё что-то случилось? Нет, на сегодня хватит.
– Придется вставать, Ириша.
– Что?
– Тебе ещё есть, кого любить. Матвей плачет. Он заболел. Просит, чтобы мама приехала. Ленка не знает, что делать.
– Что-то серьезное?
– Температура, рвота.
– Бедный милый мальчик.
Я очень любила Матвея. Но я не умела любить, как умела бабушка. Если бы у меня была температура, она бы прижала меня к себе и гладила бы по голове. А я вызову Матвею врача и в ожидании