Растительность в этих местах опутана ползучей травой, которая петлями обвивает кусты и тонкой завесой свисает между ними. По невежеству и легкомыслию я попытался чуть раздвинуть ее тыльной стороной ладони и тут же отдернул руку: вьющееся растение оказалось колючей склерией, стебли и листья которой усеяны едва заметными, невероятно острыми иголками. Рука кровоточила, от боли я вскрикнул гораздо громче, чем было можно. Тайни, обернувшись, приложил палец к губам. Мы осторожно пробирались сквозь кустарник и старались не отставать ни на шаг. Заросли становились все гуще, и теперь, чтобы не поднимать шум, приходилось передвигаться ползком, подныривая под гирлянды игольчатых трав.
Наконец Тайни остановился, вскоре подтянулись и мы. Он осторожно раздвинул плотную завесу колючей склерии, свисавшей прямо перед нами, и мы стали всматриваться в пейзаж. Впереди лежал большой заболоченный пруд, поверхность которого украшали водные гиацинты; как раз было время их цветения, и казалось, будто по переливчатому зеленому ковру рассыпаны нежные сиренево-синие огоньки.
Метрах в четырнадцати от нас водные гиацинты терялись из виду: их почти полностью закрывала стая белых цапель, такая огромная, что она тянулась от середины озера к дальнему берегу.
«Ну вот, смотрите, ребята, – прошептал Тайни. – Подойдет?» Мы с Чарльзом восхищенно закивали.
«Ладно, тогда я вам больше не нужен. – Тайни продолжил: – Пойду позавтракаю. Удачи!» Он бесшумно удалился, оставив нас двоих всматриваться в узкую прорезь между стеблями склерии. Мы вгляделись повнимательней, и заметили, что в стае два вида – большие белые цапли и снежные, что были поменьше. В бинокль мы наблюдали, как птицы наскакивают друг на друга, задирая нежные, похожие на тонкое кружево хохолки. Время от времени какая-нибудь пара вдруг вертикально взлетала в воздух, продолжая неистово колотить друг друга клювами, и так же неожиданно опускалась на землю. У дальнего берега возвышались несколько статных бразильских аистов ябиру; их черные лысые головы и багряные раздувшиеся шеи ярко выделялись на фоне белоснежных цапель. Слева, чуть поодаль, мелководье обжили сотни уток. Некоторые стояли безупречным полковым строем и смотрели в одну и ту же сторону, словно им дали команду «Смирно!», другие эскадрильей плавали в пруду. Ближе к нам по водным гиацинтам осторожно ступала якана; держаться на плавающих листьях ей помогали невероятно длинные пальцы, но из-за них она шагала, смешно задирая ноги, словно человек в снегоступах.
Больше всего мы обрадовались, когда увидели совсем рядом четырех розовых колпиц. Птицы сосредоточенно бродили по мелководью, просеивая клювом песок и грязь в поисках мелкой рыбешки, головастиков, моллюсков, и в оперении, сияющем всевозможными оттенками розового, они были неописуемо прекрасны. Но стоило