Генрих мрачно припоминает.
– То ли еще было…
– Вот видишь… – Робик встает, раздергивает шторы. Совсем утро… Выходит на балкон. – Хорошо!..
Генрих плетется за Робиком, облокачивается на перила, закуривает.
– Хорошо-то хорошо. Но без денег плохо.
Робик смотрит, как под балконом пробегает стайка «жаворонков».
Робик и Генрих устали говорить, они молча стоят на балконе, курят. Совсем рассвело. Легкий туман. В доме напротив распахивается балконная дверь, выходит заспанная молодая женщина в ночной рубашке. За ее спиной раздается голос Валико:
– Эка, Эка, где наше знамя?
– Не знаю, дорогой, где-то было.
– Что значит – где-то было?! – выходит на балкон.
– Что ты шумишь, Валико. Сейчас найду.
Эка уходит с балкона. Валико оглядывает улицу, зевает, потягивается. Слышен голос Эки из комнаты:
– Ну, вот же оно. Я же говорила, где-то было, – выходит на балкон со свернутым знаменем, отдает мужу, сладко потягивается. – Ты надолго сегодня?
– Надолго. Сегодня нас будут разгонять, – Валико разворачивает знамя с Георгием Победоносцем.
– Ваи ме!..
– Если за мной придут из милиции или из КГБ, скажешь, что я уехал.
– Куда?..
– В Павлодар! Куда, куда… Поцелуй детей.
Через некоторое время по улице под развернутым знаменем идёт Валико. Робик задумчиво смотрит, как он скрывается в тумане.
– Мне тоже пора, Генрих. Знаешь, я сегодня прожил прекрасную ночь. Наверное, таких ночей уже не будет. Мне было хорошо. С тобой, с этой девочкой. И водка отличная… В сущности, ты – моя семья.
Генрих сейчас совсем не в форме, засыпает на ходу, зевает. Но пытается отвечать.
– Ох, Робик… А как же Нора? А Тина и Солик? А такса Полли?..
– Жена и дети – это почти я сам, это не интересно. И главное, они обходятся без меня! Не то, что ты… Полли хорошая псина, но она вечно ждет щенков. Ей тоже не до меня.
Генрих и Робик уходят с балкона. Экран телевизора, гудевший всю ночь, ожил, на нем возникла сетка.
Генрих еле стоит.
– Выпей на дорогу.
– И ты, Генрих, перед сном.
Робик разливает последнюю водку и замечает конверт.
– От нее? – Генрих покачиваясь тупо смотрит на Робика. – Без обратного адреса… Почему не вскроешь?
– Это последний патрон.
– Там же может быть адрес. – Генрих молчит, покачиваясь. – Тогда я вскрою сам.
Генрих с ревом «Отдай!» валится на Робика, хватает его за горло, они падают на диван. Робик отбивается встает.
– Псих! Мишугене. Масхара хренова…
Генрих уже спит. Робик укрывает его пледом, с отвращением нюхает сигарные окурки, собирает в кулек, свернутый из газеты, достает из кармана стограммовый «мерзавчик»