На лице Клейтона виднелись темные тени, словно он не спал много дней. В задумчивости потирая ладонью подбородок, Клейтон проговорил:
– Все, что связано с тобой, Оливия, странно и непонятно…
Он впервые после своего «воскрешения» назвал ее по имени, и знакомый голос, произносящий ее имя, проник в самые потаенные уголки ее души, где Клейтон жил всегда.
Ей по-прежнему хотелось злиться на него, бранить за холодность и недоверие, но ужас, в котором она жила последние дни, постепенно оставлял ее, поэтому оставил и гнев.
– Десять лет я жила с мыслью, что на мне кровь. – Кровь, которая ее пометила. Кровь, которая жгла. Кровь, которая уничтожила ее наивность, лишила радости жизни, сделала ее отражение в зеркале уродливой маской. – Поверь, больше я этого не вынесу. – Ах, если бы он только мог поверить, что ее страдания настоящие.
Но Клейтона все еще одолевали сомнения. И эти сомнения переплетались с сожалением, образуя совершенно новую гамму эмоций, непривычную для него и крайне неприятную. Будучи агентом короны, ему приходилось делать ужасные вещи. Он выполнял приказы, после чего неделями не мог спать. Но он никогда не жалел об этом. Он не мог позволить себе такую роскошь, как неуверенность, ведь от нее – всего один шаг до слабости.
Однако сейчас, глядя на запекшуюся кровь на шее Оливии и на синяки от веревок, он испытывал неуверенность.
– Ох…
Клейтон замер.
– Что случилось?
Оливия покачала головой, но прикусила нижнюю губу и поморщилась.
– Нет, действительно ничего. Просто заноза. Щепка от забора. Сама виновата. Думаю, это плата за то, что я захотела встретиться с тобой в лесу.
Клейтон усадил ее себе на колени.
– Позволь, я посмотрю.
Через мгновение темная заноза была выдернута.
– Спасибо, – дрожащим голоском проговорила Оливия.
– Хм… Думаю, нужно сделать кое-что еще. – Он поднес ее пальчик к губам и поцеловал крошечное красное пятнышко. – Так лучше?
Клейтон сделал над собой усилие, пытаясь избавиться от непрошеных воспоминаний, но у него ничего не получилось. И все же он не желал признавать, что ему отчаянно хотелось заключить ее в объятия, хотелось поцелуями растопить замерзшие на ее щеках слезинки и заверить, что отныне и впредь все будет хорошо.
Но таким образом он бы показал, что она до сих пор имела над ним власть. А его учили, что нельзя быть доверчивым идиотом.
И ему вовсе не хотелось вмешиваться в шпионские игры. Министерство иностранных дел покончило с ним, а он покончил с министерством и не испытывал никаких сожалений. Просто принял к сведению, что все кончено.
Кстати, он не испытывал никакой любви к русскому царю. Этот человек приказал пытать Мэдлин, и прошли три долгих дня, прежде чем они с Йеном сумели ее вызволить. Однажды Клейтону довелось спасти жизнь самодержцу. Это свое деяние он считал ошибкой, и сейчас появился реальный шанс эту ошибку исправить.
Тут Оливия вновь заговорила:
– Так