– Он сказал, что если мы не закроем фестиваль, то пожалеем об этом.
– И голос звучал серьезно?
– Ну да, определенно.
– Ирландский акцент?
– Похоже на то.
– Не поддельный?
Журналист пожал плечами. Ему нужно было срочно отдать материал в печать, и Ребус отпустил его. Это был уже третий звонок за прошедшую неделю, и все звонившие угрожали устроить взрыв или как-нибудь иначе дискредитировать фестиваль. Полиция относилась к угрозам серьезно. А как иначе? Туристы вели себя спокойно, но полиция призывала организаторов не пренебрегать мерами безопасности и до и после каждого мероприятия проводить тщательные проверки.
Вернувшись на Сент-Леонардс, Ребус доложил о дежурстве старшему суперинтенданту, потом принялся за очередную бумажную работу. Как истинный мазохист, он любил субботние дежурства. Тут можно было увидеть город в разных его обличьях, пользуясь случаем, заглянуть в серую душу Эдинбурга. Грех и зло не окрашены в черное – однажды он, помнится, пытался убедить в этом одного священника, – но скрываются под видом серой обезличенности. По вечерам они обступают тебя со всех сторон – серые, настороженные лица преступников и злоумышленников, домашних тиранов и уличной шпаны. Пустые глаза, в которых нет мысли – кроме мысли о себе. И если ты Джон Ребус, ты молишься о том, чтобы как можно больше людей держались как можно дальше от этой серой безликой массы.
В перерыве ты идешь в столовку, шутишь с ребятами, приклеив на лицо улыбку, – не важно, слушаешь ты их или нет.
– Мне тут рассказали один анекдотец, инспектор, о кальмаре, не слышали? Заходит, значит, мужик в ресторан и…
Зазвонил телефон. Ребус отвернулся от констебля – любителя анекдотов – и снял трубку.
– Инспектор Ребус.
Несколько секунд он молча слушал, и улыбка исчезла с его лица. Положив трубку, он снял пиджак со спинки стула.
– Плохие новости? – спросил констебль.
– Шутки кончились, сынок.
Хай-стрит была заполнена людьми, в основном праздношатающимися. Вон молодые люди без конца подпрыгивают на месте, пытаясь заманить публику на какие-то представления в программе «Фринджа». Такая группа поддержки. Возможно, они сами исполняют в этих представлениях главные роли. Молодые люди деловито совали листовки прохожим, у которых уже были полные руки подобных бумажек.
«Всего два фунта, лучшая цена на „Фриндже“!», «Ничего подобного вы нигде больше не увидите!». Жонглеры, люди с разрисованными лицами, какофония всевозможных звуков. Где еще в мире можно услышать волынки, банджо и казу, сошедшиеся в адском сражении, в котором никто не хочет уступить?
Местные жители говорят, что нынешний фестиваль проходит не так оживленно, как предыдущий. Они так говорят из года в год. Что же тут творилось, недоумевал Ребус, в мифические золотые дни фестиваля? На его