Старик тяжело вздохнул.
– Нет, нет! – торопливо зашептал он, поняв немой вопрос Фредерико. – Ненавистные гринго [6] так и не узнали тайны аймара, не пробились к главным сокровищам, спрятанным в нашей земле.
– А как же тайна племени? Что ты знаешь о ней? – несмело спросил Фредерико. – И что это за амулет? – дотронулся он до лежащей на ладони деда золотистой пирамидки с цепочкой, продетой через едва заметное отверстие во лбу человеколикой птицы.
Таау долго молчал. Потом медленно, с трудом приподнялся на своем неуютном ложе.
– Слушай, что дальше говорит легенда… Жена Хуана Кондорканки – Анита рассказала своему сыну Эдувихесу, который является моим прадедом, что в тот страшный рассвет, когда она, повинуясь горячей просьбе закованного в цепи мужа, одела на шею сына амулет и бросилась с младенцем на скалу, решив погибнуть, но не остаться в руках врагов, скалы действительно расступились перед ней. Анита смутно помнит, что было дальше, сколько времени она брела с ребенком на руках по бесконечному сверкающему тоннелю, как заходила в огромные залы, заполненные совершенно непонятными ей машинами и вещами…
Все это походило на бред, от которого Анита пришла в себя в древнем храме аймара на скалистом островке озера Тотокуку. В карманах своей одежды она с изумлением обнаружила добрый десяток пригоршней невиданно крупных драгоценных камней и тяжелую, хоть и небольшую – величиной с ладонь – отлитую из золота фигурку человеколикой птицы – точно такой же, какая венчала головку пирамидки, одетой на шею Эдувихесу.
Жрецы храма не знали, как она к ним попала. Анита отдала им все драгоценности, и они разрешили ей с ребенком остаться у них, гарантируя молчание, уход и полный покой. И ей, и младенцу, с шеи которого она так и не сняла амулет Тупак-Амару.
Почти три десятилетия провела Анита с сыном в древнем храме аймара. А в день, когда Эдувихесу исполнилось двадцать лет, она рассказала ему об отце и обо всем, что сохранила ее память. Много раз поднимался Эдувихес в горы. Неоднократно был в пещере. Видел, как ненавистные гринго, креолы и другие грабители его земли пытались пробить в этих скалах хотя бы маленький шурф, чтобы с помощью мандингова [7] зелья, которое гринго называют порохом, разнести на куски их родные горы. Однако камни здесь, в пещере у скалы Ау, были крепче стали. На почерневших от времени глыбах, на древних ее стенах и сводах не оставалось даже царапины, сколько их ни старались молотить самые умелые шахтеры. Только искры сыпались от горячих обушков… Как ни бесились гринго, а в конце концов отступились от пещеры.
После их ухода он нашел в одном из ответвлений большие колоды, к которым в ту страшную ночь – ночь после его рождения – был прикован тяжелыми цепями его отец Хуан Кондорканки. Но безмолвными были камни