Ответить Жвалу не решился никто. Очень скоро Русик перестал слышать даже дыхание товарищей и чувствовал их присутствие только по теплу справа и слева, потому что лежали вплотную, как патроны в обойме.
«А лавсанол-то остался в кустах, у самого края», – запоздало сообразил Русик, а еще секундой позже понял, что последняя его надежда на спасение истаивает без следа.
Повязали их минут через десять, без особых ухищрений, скучно и буднично. Шибанули паралитиком прямо под замаскированный навес, разметали покрытие и жерди и вынули из канавы по одному, снулых и беспомощных, как новорожденных котят. Правда, в отличие от котят, обездвиженные партизаны все слышали, кое-что видели и в полной мере сознавали, что с ними происходит. Но это этого было только хуже.
Еще минут через десять все трое оказались в грузовом отсеке магнитоплана – Русик даже успел заметить, что пол там застелен хорошо знакомым лавсанолом, без сомнений, прихваченным киберами из лесополосы.
Чужие никогда не оставляли техногенный хлам на природе, да и добром разбрасываться было не в их правилах, тем более что партизаны пользовались не абстрактным лавсанолом, а трофейным, пару месяцев назад добытым в ночным налете.
На магнитоплане до города было рукой подать, и уже через четверть часа их, а заодно и троицу из авангарда, привезенную вторым магнитопланом, перегрузили на тележки наподобие больничных и куда-то повезли.
Вскоре Русик убедился, что хотя при новом режиме ничего похожего на полицию и не существовало, зато существовало нечто очень похожее на тюрьму.
Насколько мог судить изо всех сил скашивающий глаза Русик, всех поместили в отдельные камеры.
На нарах пришлось валяться часа два, прежде чем к телу начала возвращаться чувствительность. Сесть Русик смог на исходе третьего часа. Тело плохо слушалось и гнулось, но не это сейчас занимало Русика больше всего.
Он изо всех сил пытался поверить в то, что напуганное близкой смертью естество избрало в качестве спасительной соломинки. В качестве соломинки естество избрало достаточно незатейливую мысль: если не убили сразу – значит партизаны зачем-то нужны инопланетянами живыми.
Русик прекрасно помнил, как в самом начале вторжения киберы стирали с лица земли целые воинские части. «Не повернув головы кочан и чувств никаких не изведав». Или как крейсеры чужих обращали в мешанину земли, камня и железа позиции доблестных коммандос, до атаки выглядевшие действительно неприступными.
Инопланетяне были пугающе рациональны и никогда, никогда не оставляли в живых тех, кого начинали уничтожать. А тех немногих, кто был им зачем-то нужен (находились и такие), они просто приходили и захватывали в плен, даже не пытаясь работать на поражение.
Но, с другой стороны, всех, кто тогда имел смелость оказать сопротивление, чужие уничтожали быстро и безжалостно. Действия же партизан ничем иным, кроме как сопротивлением, названы быть не могли. Неужели за годы оккупации настроения чужих изменились?