Словно окаменев, Катя провожала взглядом габаритные огни.
– Ты скоро? – будто сквозь вату в ушах разобрала она нетерпеливый голос Венечки в машинально поднесенном к уху телефоне. – Жоржсанд срочно требует машину – ей надо на вокзал! Мы у четвертого сектора.
– Сейчас буду.
Пряча телефон, Катя сделала несколько медленных шагов и вдруг, будто среагировав на звук стартового пистолета, сорвалась с места.
Безошибочно вычислив в сгустившейся темноте редакционную машину, она резко распахнула дверцу, плюхнулась на сиденье, перевела дыхание и выпалила:
– Надо догнать золотистый «опель»! Он пару минут назад отъехал!
– Сосновская в целях маскировки променяла личный самолет на непрезентабельную иномарку? – хмыкнул Потюня. – Или у тебя что-то украли?
«Ага! Мужа!» – едва не сорвалось у нее с языка.
– Ты скажи, по какому поводу шухер? – продолжал допытываться Венечка.
– По информационному, – коротко, лишь бы отцепиться, ответила Проскурина.
– Сенсация?
– Более чем.
– Тогда давай, жми! – постучал тот по плечу водителя.
Это было излишним. Восприняв слова «информационный повод» и «сенсация» как пароль, водитель так утопил педаль газа, что, взвизгнув тормозами, машина рванула с места и понеслась, точно выпущенная из пистолета пуля. Стоявший неподалеку гаишник даже моргнуть не успел, а уж тем более сообразить, как ему реагировать на такое безобразие.
Катю с силой вдавило в сиденье, руки машинально нащупали ремень безопасности.
– Для папарацци работа будет? – воодушевился Потюня и, судя по звуку, принялся лихорадочно расстегивать сумку-футляр, где покоилась фотокамера. – Страсть как люблю сенсации.
– Не спеши, – остановила его Катя. – Сначала надо проверить, вдруг это ошибка.
– Так все великие скандалы строились на этих самых ошибках! – посмеялся он над ее нерешительностью. – Чем больше ошибка, тем сильнее скандал. Чем сильнее скандал, тем больше правды. А в конце концов выясняется, что никакой ошибки вовсе не было. На самом деле все правда! – убежденно заключил Венечка. – Просто не всем ее хочется признавать!.. Эх, не в той стране живем! Здесь вам ни скандалов, ни правды, ни желтой прессы… Пресно живем, серо, буднично. Можно сказать, гибнем заживо.
– Ты, что ль, Венечка, гибнешь? – напряженно вглядываясь в прорезаемую фарами темноту, нашла силы усмехнуться Проскурина. – Да будь у тебя в друзьях хоть какой писатель, роман о твоей личной жизни побил бы рекорды продаж.
– А я о чем? Приходится самому разукрашивать серые будни. Дабы не помереть со скуки!
– Скука – это сытость, – едва слышно произнесла Катя. – Видать, Венечка, ты сыт по горло.
– Чего? – не понял Потюня. – Ты о еде-то не вспоминай, с утра маковой росинки во рту не было. И вообще, хоть словом намекни: на кого охота?
– Главное – понять,