– За двести четырнадцатой кто у нас смотрит? – спросил он. – Бархан, кажется?
– Он, – кивнул Первухин.
Бархан был уголовником с двадцатилетним стажем. Ратовал за святость и нерушимость воровских идей, в то время как сам был клиническим идиотом – в полном смысле этого слова. Учился когда-то в школе для слабоумных, читал по слогам, говорил невнятно, шепелявил. Видимо, поэтому, несмотря на свою воровскую сознательность и природную хитрость, высоко взлететь не смог. И то, что его поставили смотреть за камерой, было для него достижением.
Возможно, Горбушин умер своей смертью. Но Андрей не исключал, что смерть мог спровоцировать Бархан или кто-то из его окружения. Он знал матерых уголовников, которые могут остановить чужое сердце одним точным ударом в грудь...
– У Горбушина был конфликт с Барханом? – спросил Сизов.
– Да вроде бы нет... Да, Горбушин в карты с блатными играл, – вспомнил Первухин. – Точно не скажу, по своей воле или заставили...
– Когда играл?
– Ну, недели три назад. Может, в долги вляпался.
– За долги спрашивают, когда отдавать нечем. А Первушин человек не самый бедный. Если взятки брал.
– Не бедный... Да и не было никаких прогонов, ну в смысле почты, не просил Горбушин денег, чтобы долг отдать... Были бы прогоны по этой теме, я бы знал. За три недели точно что-нибудь бы узнал... Нет, не было движений вокруг Горбушина, – решительно мотнул головой старлей. – И вообще, я бы знал, если б над ним измывались, а то как все жил, ничем не выделялся...
– Не измывались, говоришь. А меня сегодня на гоп-стоп чуть не взяли.
– Чего? – вытаращился на Сизова Первухин.
– Он подошел из-за угла... Гоп-стопа не было, но разговор состоялся. На счет Горбушина. Просили его в одиночную камеру перевести, двадцать пять тысяч евро за содействие предлагали.
– Да нет, много слишком.
– Но ведь предлагали. А почему предлагали? Потому что проблемы у Горбушина начались. На воле о них знали, а мы – нет.
– А кто предлагал?
– Да человек один, он не представился... Ладно, будем работать. Если мокрое в двести четырнадцатой было, рано или поздно узнаем. А пока будем ждать заключения врачей...
Андрей выпроводил Первухина из кабинета, а сам отправился в караульное помещение.
Рябков выглядел подавленным. На Сизова посмотрел глазами побитой собаки.
– И вы думаете, что мне померещилось? – тяжко вздохнул он, ломая в руках шапку.
– Пока ничего не думаю. Сначала ты мне расскажи, а потом я думать буду.
– Да что рассказывать... Был человек. Был!
– Но как он первую линию пересек?
– Так и пересек... Не человек это был...
– Тебя не поймешь. То человек был, то не человек.
– Ну, не совсем человек. Его информационно-энергетическая оболочка.
Глаза Рябкова лихорадочно заблестели, губы сложились в тонкую прямую линию.
– Какая оболочка? Что ты несешь?
– Такая оболочка. Привидение это