Тюрьма, зачем сгубила ты меня?. Владимир Колычев

еще раз одолжит ему деньги, а Катя со временем рассчитается с ним из доходов, которые приносит мебельный бизнес.

      – Три дня? – задумался Скачок.

      – Всего три дня... Ты дашь мне свои паспортные данные, жена откроет счет в банке на твое имя, переведет на него деньги. Так будет надежней...

      – Надежней всего отдать деньги моим людям.

      – Да ты пойми! Катя отдала деньги. Девятьсот тысяч. Но не тем людям!..

      – Это не мои проблемы... Хорошо, дам я тебе паспортные данные. Пусть твоя жена откроет банковский счет. И чтобы через три дня деньги были там.

      – Может, лучше через четыре? – унижаясь, спросил Карцев. – Я ей только завтра позвонить смогу. И то, если глушитель выключат...

      – А выключат? – пронзительно посмотрел на него Скачок.

      – Не знаю.

      – Вот и я не знаю... Маляву жене чиркнешь. И штуку денег с тебя, за доставку. Завтра утром малява будет у нее...

      Зэковская почта в тюрьме работала исправно. От решетки одной камеры к другой тянулись нити, по которым «гоняли коней» – то есть перетягивали от одного адресата к другому записки, даже мелкие передачки для особо важных в арестантской иерархии персон. В прежние времена можно было просто перекрикиваться между камерами, но сейчас во дворе тюрьмы почти что круглосуточно работала радиоточка, создавая когда приятный для слуха, когда раздражающий шум. Но еще осталась возможность переговариваться через перегородки между камерами – посредством «тромбона», обыкновенной кружки, которая одной стороной прикладывалась к уху, а другой к стене. Самым курьезным и каверзным способом связи было общение через унитаз. Вроде бы все просто – выкачиваешь воду из фаянсовых ваз соседних камер, которые выходят в одну трубу. Дальше через образовавшиеся пустоты передаются записки и мелкие посылки. Но не очень это приятное дело – осушать унитазы, да и руку совать в дырку – брр. Далеко не всякий уважающий себя арестант решится на это...