Ужин, обещанный Веркой и так и не поданный ею, ждал его в сковороде под крышкой. Хватаясь за пластмассовую баранку крышки, Виталий ожидал увидеть все, что угодно, но только не сморщенную тонкую пленку подгоревшего омлета.
– Господи боже мой! – вырвалось у него со стоном, и крышка с колокольным звоном вернулась на место.
Неужели так тяжело напрячься и сделать для мужа хоть что-нибудь? Неужели ему каждый вечер, вернувшись с работы и приняв душ, необходимо снова влезать в какую-то одежду? И тащиться на улицу, усаживаться в полыхающую жаром мартена машину. Сидеть и ждать, пока кондиционер вытеснит слежавшийся плотным облаком зной. Барабанить пальцами по коленкам, по рулю, ждать, скрипеть зубами и думать, что…
Что швея с соседнего предприятия в его захудалом городишке и щей бы наваристых ему подала, в которых мясо размером с кулак плавало бы, и картошки рассыпчатой, и холодца…
Потом, насытившись и затянувшись долгожданной сигаретой – кто же на голодный желудок курит, дураки одни, – он, конечно же, посмеивался над своими голодными мечтаниями. Никогда ему не полюбить простушку из уезда, никогда. Даже ради глаз ее надежных и прекрасных, сытного ужина и аккуратно выглаженной сорочки он не свяжет жизнь с такой женщиной.
Он станет эту терпеть – неумелую в быту, блистающую в свете, предсказуемую в своих капризах и горой стоящую за него – за мужа своего. Она ведь порвать любого готова была за него. И не потому, что собственница жуткая была, а потому, что любила. Виталий был в этом уверен – любила, да еще как. Сюсюкала над ним ночами, когда думала, что он спит, мурлыкала всякие разности, приятные слуху. От баб, посягающих на их семейное счастье, стерегла пуще глаза. От папы своего охраняла также. Пожаловаться могла отцу, но вот чтобы допустить отцовские хищные руки до Виталия, никогда не допускала.
Нет, станет он жить с Верой. Хоть и дрянная баба, и не приспособленная к жизни вообще, но красавица и вовсе не дура. Дура, конечно, но не вовсе. А поесть сытно можно и в любимом ресторане, где за ним постоянно место было закреплено и где о вкусах его от официанта до шеф-повара все всё знали. Не его заслуга в том была, а тестя, но все равно приятно было, когда тебя под белы рученьки через весь зал ведут, тут же скатерть меняют и, принимая заказ, сгибаются в три погибели.
В заводской рабочей столовке вряд ли такое с ним случится. Обматерит кто-нибудь или из очереди выпихнет, как в школе бывало.
Нет, Верка – это его находка, его путеводная звезда, его идеал. Нет, не совсем так, она путеводная звезда к тем идеальным условиям жизни, которые для него раз и навсегда приемлемы. Как завернул? Хорошо? Может, и не очень хорошо, зато единственно правильно.
Он станет жить с той женой, которой его наградил всевышний, тьфу-тьфу-тьфу. И ради тарелки гречневой каши с горячей сочной котлетой и густой ароматной подливкой не променяет ее ни на кого. Научиться бы вот только желать ее, как прежде. Что-то надо было срочно с этим делать, срочно…
Глава