Приведенный Орловым в его «Пособии» пример операции с вовлечением французского генштаба показывает, что французам были переданы страницы германского военного доклада, в котором указывалось, что Гитлер планирует вновь оккупировать Рейнскую демилитаризованную зону, установленную по Версальскому мирному договору, чтобы затем через полтора года вторгнуться во Францию. ДСТ проглотила эту наживку. Орлов позднее объяснил ЦРУ, что этой успешной операцией руководил Борис Берман, возглавлявший в Центре работу по дезинформации. Знаменательно, что Орлов заявил, что не может вспомнить подробности. Но, как он полагает, подсунул эту дезинформацию советский агент по фамилии Уманский, который был лично связан с Пьером Лавалем. Уманский, русский еврей, был преданным коммунистом. По словам Орлова, после того как Уманский сопровождал Лаваля в Москву, французский политический деятель, впоследствии возглавивший печально известное правительство Виши во время войны, подарил ему в качестве сувенира золотые часы. Однако, когда Орлова попросили сообщить более существенные подробности, он сказал, что больше ничего не знает об этой операции. Он утверждал, что видел Уманского случайно единственный раз, когда они оказались в одном купе в «Красной стреле», следовавшей из Ленинграда в Москву32.
Представленная Орловым информация раздразнила французов своей недоказательностью. Неубедительным был также и его ответ на вопрос о том, что это был за офицер тайной полиции одной неуказанной европейской страны, который, как Орлов утверждал в своем «Пособии», сообщил советским представителям, что «влиятельный член кабинета является партнером крупной организации торговцев наркотиками». (В действительности это был министр юстиции Франции.) Хотя Орлов признался ЦРУ, что эта сенсационная информация была получена «между 1926 и 1928 годами», то есть в тот период, когда был резидентом во Франции, он утверждал, что не может ни вспомнить фамилию своего осведомителя из французской полиции, ни указать его имя в списке, представленном ему ДСТ33.
По-видимому, «провалы в памяти» случались у Орлова именно тогда, когда нужно было вспомнить какие-то недостающие важные детали этих французских эпизодов. Ту же характерную для него тактику он применял, отвечая на вопросы ЦРУ относительно сути этих важных эпизодов. К 1965 году, когда его допрашивали по просьбе французской контрразведки, такие подробности имели лишь чисто историческое значение, и прошло уже почти три десятка лет с тех пор, как он открыто признал, что стал невозвращенцем. В этом случае, как и во многих других, Орлов никогда не имел намерения чистосердечно выкладывать все свои старые секреты. Однако из того, в чем он признался, можно заключить, что в период первой работы за границей он был глубоко вовлечен в осуществление многих