Она даже засмеялась.
– Эва, – говорит, – невидаль. Что ж тут не суметь? Конечно, сумею.
Вечером я прихожу, смотрю: в комнате – пыль, грязь, на полу бумажки валяются.
– Эй, Фенька! – кричу.
Она из-под кровати вылезает.
– Да! – говорит. – В чём дело?
– Ты почему это пол не подмела?
– Как это почему?
– Вот именно: почему?
– А чем, – говорит, – его подметать?
– Метёлкой.
Она говорит:
– Нету метёлки.
– Как это нету?
– Очень просто: нету.
– Куда же она девалась?
Молчит. Носом сопит. Значит, дело неладно.
Я говорю:
– Съела?
– Да, – говорит. – Съела.
Я так на стул и упал. Я даже рассердиться позабыл.
Я говорю:
– Чудовище! Да как же это ты умудрилась метёлку слопать?
Она говорит:
– Я, честное слово, даже сама не знаю. Как-то незаметно, по одному прутику…
– Ну, что же, – я говорю, – мне теперь делать? Железную метёлку для тебя, что ли, заказывать?
– Нет, – говорит.
– Что «нет»?
– Нет, – говорит, – я и железную съем.
Тогда я подумал немного и говорю:
– Ладно. Я знаю, что я с тобой сделаю. С завтрашнего дня я буду тебя в чемодан прятать. Ты чемодан-то, надеюсь, не съешь?
– Нет, – говорит, – не съем. Он пыльный. Вымойте его – тогда съем.
– Ну нет, – говорю. – Спасибо. Не надо. Уж лучше пускай он пыльный стоит.
И на другой день я посадил Феньку в маленький кожаный чемодан. Она ничего – не плакала, не пищала. Только попросила, чтобы я просверлил несколько дырочек для воздуха.
Я взял ножницы и сделал три дырки. И с тех пор Фенька так там и живёт, у меня в чемодане.
Конечно, выросла немножко за это время: была с большой палец, теперь – с указательный. Но живётся ей неплохо. Даже уютно. Теперь я и окошечко там сделал, в её домике. Спит она на маленьком диванчике. Обедает за маленьким столиком. И даже маленький-маленький – вот такой – телевизорчик там стоит.
Так что вы её не жалейте, Феньку. А лучше приходите ко мне как-нибудь в гости, и я вас непременно с ней познакомлю.
Буква «ты»
Учил я когда-то одну маленькую девочку читать и писать. Девочку звали Иринушка, было ей четыре года пять месяцев, и была она большая умница. За каких-нибудь десять дней мы одолели с ней всю русскую азбуку, могли уже свободно читать и «папа», и «мама», и «Саша», и «Маша», и оставалась у нас невыученной одна только самая последняя буква – «я».
И тут вот, на этой последней буковке, мы вдруг с Иринушкой и споткнулись.
Я, как всегда, показал ей букву, дал как следует её рассмотреть и сказал:
– А это вот, Иринушка, буква «я».
Иринушка с удивлением на меня посмотрела и говорит:
– Ты?
– Почему «ты»? Что за «ты»? Я же сказал тебе: это буква «я».
– Буква «ты»?
– Да не «ты», а «я».
Она