У персонала на судне полуказарменное положение, и каюты не являются сугубо личной территорией. Пока ты улыбаешься до ушей и ублажаешь гостей или мирно обедаешь, в эту крошечную комнатушку, именуемую на английский манер «кабина» (вероятно, за сходство габаритов с раздвижным шкафом), может нагрянуть официальная проверка. Если обнаружат мусор, крошки, смятую постель или еще что-нибудь, что тянет на безобразие, выпишут бумажку с замечаниями. Три замечания – прощай, прощай, работа. Под килем, конечно, не протянут – гуманизм восторжествовал даже на флоте, – но контракт точно не продлят.
– Разве можно выносить еду?
– Отсюда нельзя. Но если купить в гостевом баре или в ресторане и сказать, что блюдо для гостей, никто не остановит.
– Стюардов постоянно гоняют за едой.
– Были бы деньги.
– А что его сосед по комнате? Не… не жалуется? – мне не по душе такой подход, но здесь работнички сплошь и рядом доносят на соседей, коллег и собственных начальников.
– Какой сосед? Он живет один.
Вообще-то отдельные помещения только у старших «офицеров», к числу которых, на мой неопытный взгляд, главный стюард никак не относится. Я уточнила:
– За какие такие заслуги?
Вместо ответа Эйрин неопределенно пожала плечами и многозначительно дернула бровью – верный признак желания посплетничать.
Я понизила голос:
– Говорят, он парень со странностями…
– Со странностями? Лени, да ты шутишь – он пидор до самого пупа, – хохотнул соседский приятель.
– Он гомосексуалист? – ахнула я.
– Поверь! Мы на них насмотрелись в прошлом рейсе. Ты только представь – геи зафрахтовали лайнер целиком для своих развлечений! Мы от них такого натерпелись, столько было жалоб – девушка, которая работала до тебя, совершенно измучалась и решила уволиться. Теперь мы таких ни с кем не перепутаем…
– Точно тебе говорю, – подхватил рыжий, – разве нормальный мужик будет маникюрить ногти или доедать за гостями десерты?
Ой, фу-уу! Я непроизвольно скривилась, потому что даже за Малышом никогда не доедаю. Но Эйрин истолковала мою недовольную мину как негодование по поводу замшелого ирландского консерватизма и пихнула рыжего под столом ногой:
– Брайан, прекрати, их в Америке даже в армию принимают.
– А в Белфасте жопников бьют.
Бывала я в Белфасте пару раз, но больше насмотрелась на ирландцев на всяких экологических акциях, эти парни могут врезать даже за меньшее или вообще без всякого повода. Толерантность вообще шутка наподобие крема, маскирующего дефекты кожи, – ложится на карту Европы неравномерными пятнами и редко выходит за границы столиц и университетских городов. Хоть в ирландской, хоть в германской глубинке люди по-прежнему не видят разницы между «квиром»[14] и «содомским грехом».
Мы